Еще об Анатолии Букрееве
Горы не стадионы, где я удовлетворяю свои амбиции, они - храмы, где я исповедую мою религию.
Чтобы получать удовольствие от преодолеваемых трудностей, вам должно нравиться это дело, если человек занимается восхождениями только из-за амбиций – это ужасно. Высота здесь – самый рискованный фактор.
Я работаю без кислорода – это опасно, а с другой стороны, опасно с кислородом, когда люди не готовы к тому, что он заканчивается. Без кислорода тяжелее, но нет зависимости.
Ситуация на высоте развивается по-разному, и я не защищён от этого. У меня потенциал на высоте неимоверный, но я знаю: чуть заболеешь – и помрёшь элементарно. И просчитать это невозможно.
Когда я достигал эти высоты без кислорода, работая гидом или спасая других, на меня смотрели и говорили: «Твои клетки мозга отмирают, твоя нервная система каждую секунду на высоте 8 000 метров без кислорода, ты вообще ненормальный, физиология говорит, что так нельзя». Я не считаю, что это такое из ряда вон выходящее восхождение, но это очень сложно.
Всё от Бога! Вот ты ему не понравился – и он погоду тебе испортил и ты ночёвку не пережил…
Это новый вид бизнеса, когда гиды водят людей на Эверест. Гиды в неизвестность – будет правильно назвать их именно так, потому что это неизвестное место и очень трудно предсказать, что случится. Я знаю много людей, которые умерли на высоте, хотя были намного сильнее слабых людей, переживших эту высоту и этот кошмар. Как можно понять этот парадокс?
Люди используют мой опыт и платят за это. Мне сказали, что я согласился работать с теми, кто убивает простых людей. (Имеется в виду помощь при восхождении индонезийских военных.) Но я не убийца, мне не нравится война, но мне нравится, что люди взошли на Эверест и ни с кем не сражаются.
Больше шансов погибнуть у самых сильных и самых слабых, а в серединке - оно как-то попроще.
Я не менее раним, чем другие люди, поэтому злобная, несправедливая критика, которая обрушилась на меня со страниц американской прессы, чуть было не довела меня до отчаянья. Не знаю даже, как бы я справился с этим, если бы не поддержка моих европейских коллег, особенно Рольфа Дюймовица и Рейнхольда Месснера.
Я написал книгу о событиях 1996 года, произошедших на Эвересте во время американской экспедиции, когда погибло 8 человек. Я был гидом. И может быть, только благодаря моему опыту удалось избежать гибели еще трех-четырех человек. Я пытался сделать все возможное, чтобы люди, за жизнь которых я лично отвечал, остались живы. И они остались живы. Книга в основном об этой трагедии. О моей роли в этой экспедиции. Я писал чистую правду. Потому что сейчас кое-кто пытается обыграть эту историю так, как это выгодно американцам.
Я был сыт по горло бесконечными спорами по поводу нашей трагедии. Мне хотелось вернуться домой, к своим близким, туда, где еще жила память о моей матери. Только там я мог на время забыться и обрести покой. Потом я отправился домой, в Казахстан, и вскоре меня опять потянуло в горы. Нигде больше на этой земле я не находил себе места. Я посвятил свою жизнь восхождениям на восьмитысячники и не мог остановиться. Я сам избрал для себя эту странную жизнь, жизнь одиночки. Кому-то такой выбор мог показаться неразумным, но горы стали для меня домом, работой.
Под моим руководством на Эверест взошли первые индонезийские альпинисты, первые датчане, бразильцы, один боливиец, а также альпинист из Уэльса. У меня огромный опыт работы с людьми, совершенно неподготовленными. Может быть, в бывшем Союзе – самый большой опыт. По крайней мере, во всем мире мой опыт тренера-консультанта пользуется большим спросом. И я вижу людей, которые могут подняться на вершину.
Покорение – это насилие. Поэтому я стараюсь использовать слово «достичь». Достичь результата, вершины. А покорить горы невозможно. Можно только на какое-то время сравняться с этой высотой горы и потом быстренько спуститься вниз.
Я сравнивал себя с западными альпинистами. Они никогда не рискуют. У них за плечами кредитная карточка, банковский счет, дом в Калифорнии или где-нибудь на островах. У него хорошая жизнь, он приехал отдохнуть.
Чья-то ошибка может привести к гибели другого человека. В горах нужно зависеть только от себя, от своих сил, поэтому рассчитывать, что на большой высоте кто-то окажет помощь – это аморально.
6 декабря 1996 года я и еще девять казахстанцев поднялись по склону Манаслу до высоты 6 800 метров, когда получили сообщение о двух пропавших альпинистах. Мы нашли их спустя три часа, у одного соскочили кошки, и ему не хватало сил надеть их заново. Подняв ребят на ноги, я связался с ними одной веревкой и начал спуск. Мы достигли второго лагеря, когда один из них, потеряв равновесие, соскользнул вниз, за ним последовал второй, а потом и я вылетел на пятнадцатиметровый ледяной склон, обрывающийся гигантской стеной Макалу.
Рывком меня оторвало от ледоруба, которым я подстраховывал эту двойку, и потащило вниз. Мы пролетели метров двадцать, прежде чем нас задержала веревка. Никто серьезно не пострадал, но я ухитрился потерять при падении рукавицы и за те пятнадцать минут, которые оставались до третьего лагеря, обморозил руки.
В жизни мало удачи. Ее не хватает на всех — в тот раз мне досталась чужая.
Мы гордились, что мы представляли СССР. С гордостью носили герб, символику, форму сборной СССР. Просто по стечению обстоятельств, не зависящих от нас, спортсменов, произошел раскол наших республик. А я считаю себя гражданином мира. Мне говорят: «Анатолий, ты тренируешься в Америке, живешь в Казахстане, а сам родом с Урала». Я отвечаю: 'Так получается, я большую часть времени в году провожу в Непале». Но я советский. Я остался советским человеком. Ничего во мне не изменилось после развала Союза.
За годы, проведенные в Гималаях, я привык к еде шерпов. Она мне нравится куда больше всевозможной экзотики, которая встречается в экспедиционном рационе. Благодаря обилию углеводов и горячей жидкости, эта пища как нельзя лучше соответствует требованиям высоты.
Если бы я умел зарабатывать на жизнь другим способом! Я спортсмен, и много еще на свете гор, где я не побывал, много целей, на которые я еще не успел замахнуться. Как всякий, достигший в своем деле определенных высот, я хотел бы, чтобы оно продолжало давать мне средства к существованию. Для меня уже слишком поздно пытаться изменить свою жизнь, увы, почти наверняка мне придется вновь вести в горы совершенно неподготовленных людей. Трагичность ситуации в том, что я не хочу называться гидом, не хочу быть посредником в споре между чужими амбициями и чужой жизнью. Каждый должен отвечать за себя сам. Я не могу гарантировать безопасность в горах. Я могу быть тренером, консультантом, могу работать спасателем. Но я не могу гарантировать успех, не могу гарантировать безопасность кому бы то ни было в страшных условиях высокогорья, когда кислородное голодание превращает человека в малого ребенка. Я понимаю, что могу погибнуть в горах.
Альпинизм – не борьба за собственную жизнь, а просто борьба.
Предвижу времена, когда команда шерпов станет заранее провешивать перилами путь до вершины. Все экспедиции будут подниматься по этому маршруту, выплачивая коренному населению материальную компенсацию. Сомнений нет, что когда-нибудь непальцы возьмут эту гору под столь же жесткий контроль, как американцы — Мак-Кинли. Хотя, конечно, при этом не обойдется без протестов и интриг со стороны тех, кто сейчас платит местным жителям мизерные деньги за тяжкий и опасный труд.
Горы имеют власть звать нас в свои края,
Там навсегда остались лежать наши с вами друзья,
Тянутся к высоте люди большой души,
Не забывайте тех, кто не пришел с вершин...
http://esquire.kz/3096-anatoliy_bukreev
Подготовила Айгуль Алиясова
---
И фильм: