Ушел Жан Афанасьефф – первый русский на вершине Эвереста

В субботу в родном для него городе Париже скончался один из самых выдающихся альпинистов мира, горный гид, кинооператор и режиссер Жан Афанасьефф. Вообще-то, он первый француз на вершине Эвереста, кавалер Ордена Почетного легиона. Но русские корни ему трудно было скрыть, да и связи с Россией за годы работы стали для него очень важными в жизни. Назвать его русским будет всего лишь небольшое преувеличение, а может и не будет таковым. Жан очень-очень много успел сделать в жизни. Увы, рано оборвавшейся. Последние два года ушли на борьбу с раком, которая завершилась в парижском госпитале. Церемония прощания состоится в другом родном городе Жана, в Шамони.

Рожденный в Париже, вполне обычный мальчик до фанатизма увлекся скалолазанием лет в 14. Да так, что бросил учебу и дом, уехал в горы, чтобы удивить мир своей смелостью и умелостью. В 20 лет Жан становится дипломированным гидом, до этого уже заслужив титул «анфан террибль» за свои невероятные скоростные соловосхождения по сложнейшим маршрутам Французских Альп. Так маршрут Кассина на Гран Жорасс он прошел за 10 часов.

В 1975 году вместе с Патриком Кордье Афанасьефф становится одним из пионеров альпинизма в Антарктиде. В 1978 году получает приглашение в национальную экспедицию на Эверест. Вместе с Пьером Мазо и Николя Жажэ Афанасьефф становится первым французом на высшей вершине мира. Их долгое стояние на вершине (это был октябрь месяц) снимает Курт Димбергер.

Именно в той экспедиции Жан решает стать высотным оператором. А пока он совершает спуск по склонам Эвереста на лыжах!

Пьер Мазо, Жан Афанасьефф и Николя Жажэ после спуска с Эвереста 

Так в 25 лет Жан достиг, кажется, всего, о чем только можно мечтать. Десятки последовавших потом экспедиций и восхождений проходят под знаком того, что Жан всё больше снимает, всё меньше лазит. Завершающей его работой стали «Альпы – вид сверху», ее можно найти на наших треккерах….

Достаточно взглянуть на список его киноработ, чтобы понять, как много, фантастически много  было сделано
http://www.afanassieff.com/filmographie

••

Далее, прочитайте  интервью, которое взял Константин Банников.
Жан Афанасьеф [Шамони, Франция]
13.01.2013 Горцы Сайт Proalps
http://proalps.ru/people/jean-afanasieff-chamonix/

Родители его отца родом из Кронштата, родители матери — из Одессы. Сам отец родился беженцем, на пути своих родителей из Севастополя в Сараево, бежавших от революции. С новорожденным они добрались до Парижа, поселились в пригороде. Нашли работу на заводе «Рено». Выжили. Так еще один русский род нашел приют на французской земле, отпечатав образ России в подсознании своих потомков, подобно 25-му кадру киноленты.

— Мои дедушка и бабушка, папа и мама всю жизнь говорили по-русски. Поэтому и я заговорил. Никогда не учил русский язык в школе, зато много путешествовал по России. Отец уже умер, а мать моя жива, и по-русски говорит так, как в России говорили при царе. То есть все эти новые русские слова – «классно», «круто», «дивайс», «гаджет» он не понимает.

- Кем ты себя ощущаешь больше? Французом или русским?

— Не знаю… Ни русским, ни французом… Пограничником! Я люблю Францию. Прекрасная страна. Но я много путешествовал по России пытаясь хоть что-то там понять. Я ее проехал всю – с севера на юг и с запада на Дальний Восток.

- Твоя жизнь в горах… Как все начиналось?

— Когда я впервые приехал в Шамони, мне захотелось здесь остаться. Естественное желание. Горы, пейзажи, спорт – все это увлекало, но главное, что здесь было тогда, и чего больше нет – это атмосфера альпийского братства. В то время по всему миру прокатилась волна идеологии свободы, со всеми этими битниками и хиппи, а для нас, юношей романтического умонастроения, это вылилось в Шамони, в мекку альпинизма, который сам казался метафорой высших помыслов и устремлений. Гипнотизировало само это имя – «Шамони». Это было как мантра, открывающая путь к истинным смыслам, к настоящей жизни, на фоне которой обычный жизненный сценарий парижского юноши казался мелкой суетой. И вот в конце школы я все бросил, взял билет, сел на поезд на «Гар дю Лион», и приехал. С тех пор я так и живу – между Парижем и Шамони. Первое время я здесь жил у друзей, и знакомился с большими горами. Я хотел подниматься один, как это по-русски…

- Соло.

— Да, соло. Поднимался на Гран-Жорас, и другие сложные вершины, и мечтал о дальних экспедициях на Эверест, К-2, Каракорум, Фиц-Рой…

- «Википедия» пишет о том, что ты был первым французом, взошедшим на Эверест?

— Да, только нас «первых французов» на Эвересте было трое: Пьер, Николя, я и Ди Мергер (Димбергер) из Австрии. Это было ужасно здорово! После целого месяца жуткой погоды вдруг подул сильный ветер с Тибета, разогнал тучи, и все – тишина. Мы воспользовались моментом, и благополучно и быстро взошли на вершину, где провели полтора часа без кислорода. Потом спустились на Южный перевал, куда заблаговременно затащили лыжи, на которых спустились до лагеря. В те времена на Эвересте еще не было такого столпотворения, как сейчас. В базовом лагере была только одна наша экспедиция, и все, больше никого. Вообще, тогда во всех горах тогда было просторнее. Тогда и на Монблан можно было подниматься не в толпе народа. Потом мне захотелось поехать в Патагонию, где я пару раз поднимался на Фиц-Рой, где мы открыли новый маршрут по северной стене.

- Было трудно?

— Ты знаешь, и да и нет. Понятное дело – альпинизм спорт не из легких. Но меня так завораживали горы, их красота и величие, что мне все казалось легким.

- То есть ты приходишь к горе, в поисках пути к высшей гармонии, а не покоряешь ее, чтобы использовать ее в качестве пьедестала для «себя любимого»?

— Такое понимание гор приходит с опытом. А когда был молодым, да, хотел быть эдаким героем, покорителем вершин. Но детские болезни с возрастом проходят. Прошли и «героические» мотивации продолжать покорять Гималаи и так далее. Потому я вдруг увлекся документальным кино. Хотелось путешествовать, открывая не столько физические пространства мира, сколько области мировой культуры. Мне стали интересны люди, то, как они живут, вот я и решил начать делать про них фильмы. Снял несколько фильмов на самые разные темы – про бивни мамонта на Новосибирских островах, про амурских тигров, про Байкало-Амурскую магистраль, про Аральское море, про Газпром, про луноход, про подлодку «Курск».

- Разве иностранец в России может снять фильм про «Курск»? Нашим властям и так «иностранные агенты» кругом мерещатся…

— Думаю, что тогда мне это удалось потому, что это было еще время раннего Путина, когда было возможно многое из того, что совершенно невозможно сейчас.

- А что тебя заинтересовало на БАМе?

— Все! Меня интересовало все. Я ничего не знал о России, но БАМ для меня был куском истории Советского Союза, символ времени Брежнева. В те времена я вообще мечтал жить в России, говорить культурно по-русски, и играть на пианино. А когда, наконец, смог туда к вам приезжать, то полюбил Россию, ее атмосферу даже больше, чем Францию. Особенно мне нравятся люди в Сибири. Простые и свободные, без всяких этих наших комплексов и условностей.

- Мне это особенно приятно слушать. Я и сам, когда из Москвы, каждый раз возвращаюсь в свой Новосибирск, чувствую себя как на другой планете. Но вернемся к твоим фильмам. Тебе нравится то, что ты когда-то снимал? Пересматриваешь их иногда?

— Почти нет. Мне трудно их смотреть. Мне трудно смотреть назад. Гораздо лучше иметь какой-то проект, который тебя уводит в будущее. А для образа своего прошлого мне достаточно памяти. Мой недавний фильм, снятый по заказу канала французского канала, типа вашей «Культуры» — это «Альпы из поднебесья». Это было так здорово над ним работать! Очень много было съемки с вертолета, прекрасных уникальных кадров. Однажды я снимал фильм о французской экспедиции на собачьих упряжках от Байкала до Урала. Они ехали, а я снимал, следуя параллельно когда на снегоходе, когда на поезде, когда на вертолете… Путешествия по России мне подарили столько встреч со столикими замечательными людьми, которых у меня во Франции не случалось за всю мою жизнь. На прошлое Рождество я снова был в России, и хотел бы еще туда поехать снять новый фильм, но… все так быстро меняется в мире, — и в России, и во Франции, что трудно даже найти новую историю для фильма, — новые истории превращаются в старые еще до окончания съемки. Трудно.

— Путешествуя по миру, я всегда мечтал иметь собственный дом в Шамони. Сначала хотелось, чтобы это был не просто дом, а старый, древний савоярский дом-ферма. Тогда такие дома еще можно было найти в долине, и мы с друзьями арендовали старый дом возле Лез Уш и там прожили несколько лет. Потом я накопил денег и купил маленький домик на отшибе, недалеко от Ле Пра. Тогда цены на такую недвижимость еще не были такими сумасшедшими, как сейчас. Да и состояние того дома оставляло желать лучшего. Я его сам отремонтировал, собирался в нем жить, но вдруг подвернулся случай и я его продал. На вырученные деньги купил участок земли, да в таком месте, чтобы из всех окон был прекрасный вид. На той земле я построил дом который сам придумал, — такой, каким мне представлялся дом моей мечты, с огромными окнами-витражами выходящими на все стороны света – на Монблан, на Гран-Жорас, на Бреван. Мне хотелось, чтобы в доме было много воздуха и света, чтобы стеклянные стены раздвигались и можно было бы выйти на лужайку. Я привез несколько грузовиков земли, чтобы насыпать вал, поднимающий поляну перед моим домиком над дорожкой, чтобы дорога не отделяла бы взгляд от пейзажа. Все деревянные стены, перекрытия, крышу я выстроил из массива лиственницы. Очень люблю это дерево.

- Все время в этом доме живешь?

— Да нет. Когда мне нужно монтировать фильм, я уезжаю в Париж, чтоб сделать это на профессиональной студии. Более того, я вообще не знаю, где я буду жить в скором времени потому, что свой дом я решил продать.

- Но ты же его так любишь…

— Да. Но, что делать… Вдруг я завтра помру? А у меня четверо детей. И всем им нужно дать образование. Хорошее образование стоит хороших денег. А мое шале – это единственное, что у меня есть. Но содержать дом в Шамони, тем более в самом престижном месте, сегодня стало непосильно дорого. А за фильмы стали платить мало, не так как раньше. Был бы я в молодости поумнее, так построил бы другой дом, не такой стильный и красивый, зато побольше, чтобы можно было бы часть его сдавать и какой-то доход с него иметь. Но я совершенно не думал о будущем, о семье, а жил как эльф, одним днем.