ИЗ ИСТОРИИ АЛЬПИНИЗМА: ВОСХОЖДЕНИЕ НА ПИК ХАН-ТЕНГРИ В 1975 ГОДУ

В 1975 году советский альпинизм отмечал (вместе со всем народом нашей страны) 30-летие победы в Великой Отечественной войне. Одним из запланированных спортивных мероприятий было массовое восхождение на пик Победы в Тянь-Шане. Однако, из-за конфликта с Китаем в те годы восхождение было перенесено на пик Хан-Тенгри, который расположен на Тянь-Шане севернее, в хребте Тенгри-Таг.

Из Федерации альпинизма СССР в Нижний Новгород (тогда Горький) было направлено приглашение на участие нашей областной команды в восхождении на Хан-Тенгри. Шесть сильных спортсменов предоставил Саров (в те годы секретный город Арзамас-16). Этих альпинистов я никогда не забуду: Алексей Давыдов, Юрий Малыхин, Николай Орлов, Евгений Желонкин, Вадим Руднев, Леонид Егоров.

А в Нижнем Новгороде тогда активно совершали высотные восхождения опытные инструкторы альпинизма Николай Николаевич Вышинский и Анатолий Михайлович Редошкин. Но молодых высотников ещё не было. И вот мы с Геннадием Куватовым, которые едва успели закрыть 1-й разряд, были включены в эту областную команду для восхождения на самый северный 7-тысячник. К сожалению, наш друг Александр Павленко на лето 1975 года завербовался в длительную океанскую экспедицию.
Конечно, мы были польщены, хотя в глубине души было несколько страшновато. Но мы всегда страх и неуверенность преодолевали активной деятельностью.

Приглашение было получено сразу после Нового года. Мы без проволочек начали специальные тренировки. Гена тогда удачно жил на улице Красносельской. И мы по вечерам, под покровом темноты, одевались потеплее, навьючивали на себя тяжелые рюкзаки и шли в овраги Окского откоса. Выбирали крутые сильно заснеженные склоны и 2 – 3 часа лазили по ним вверх-вниз, вверх-вниз. Помню, что я в рюкзак клал свинцовые кирпичи от радиационной защиты, которые я одалживал у себя на работе. Гена нагружался тяжелыми гантелями и добавлял ящик с инструментами.

Иногда нам сопутствовали две смелые девушки-значкистки, которые хотя и не грузились, но старательно карабкались с нами по снежным кручам.
Эти тренировки проводились 3 вечера в неделю. А по воскресеньям мы делали лыжные пробеги по 45 км (от Щелковского хутора, через Лысую гору, селекционную станцию, Зеленый город до Кстово и обратно).

Кроме того, мы сочетали нагрузки с ночевками в палатке на снегу. Например, в одну прекрасную субботу, вечером, мы на лыжах, с полным бивачным снаряжением плюс горные лыжи сверху рюкзака, прошли от Щелковского хутора до Ольгина, старательно пересекая все глубокие овраги. На дне Ольгинского оврага поставили палатку «памирку» (одинарную перкалевую), сварили пакетный суп на бензиновом примусе и заночевали. Этот случай известен тем, что мы оба забыли ложки.

До сих пор никто не знает, как мы съели суп. На следующее утро мы участвовали в лыжном альпинистском двоеборье: слаломная трасса + 30-км лыжная гонка (мы специально ночевали на месте старта). В призёры мы не попали, но хорошо нагрузились.
Когда снег стаял, мы бегали длинные кроссы по 10 – 30 км. В неделю набегивали не менее 50 км.
Серьёзной проблемой было высотное снаряжение…

В те баснословные года мы даже не слыхивали про полартек, полиэстр, флис, термобельё… Носили только шерсть: футболки, рейтузы, свитера, носки. Если было холодно – надевали второй свитер, третий. Аналогично, вторые, третьи штанишки. Пуховки были. Теплые, но тяжелые. В качестве ветровых костюмов использовалась зеленая «брезентуха», за что иностранцы нас называли militer alpinist.

Для восхождения на Хан-Тенгри со складов областного спорткомитета нам были выданы пуховые куртки и брюки. Кроме того, нас снабдили 4-местным пуховым спальным мешком, который в сухом виде весил 6 кг.

Наш тренер – инструктор МС Алексей Николаевич Инюткин сшил для нас войлочные рукавицы – прочные и теплые. Они были такого размера, что внутрь вставлялись шерстяные варежки. Такая двуслойка потом выдержала проверку на высоте. Любящие девушки нам связали шерстяные шлемы – предшественники современных «балаклав».
Главная проблема была в обуви.

В то время советские альпинисты ходили на горы в отриконеных ботинках. Трудно сейчас даже объяснить, что такое.
Ботинок шился из двух слоев кожи и имел толстую подошву. По всему ранту и на подошву прибивались скобами специальные зубья трикони из мягкой стали.

Отриконеные альпинистские ботинки. Трикони. Вверху – рантовый, внизу – подошвенный.

Отриконеные ботинки были очень тяжелыми и скользили по гладким камням, но других у нас не было. В такой обуви ходили горные стрелки во время второй мировой войны. Для высотных восхождений эти боты не годились, даже если натянуть на ноги 3 пары шерстяных носков.

Было принято следующее решение. Каждому взять отриконеные ботинки на 2 размера больше, чтобы в них влезли три шерстяных носка. В них подниматься на высоты примерно 6000 метров. При этом с собой тащить специальную высотную обувь: «шеклтоны», чтобы на высоте в них переобуться и уже идти до вершины.
Про эту, ныне неизвестную, обувь надо также сделать пояснение. Названа она по имени изобретателя – великого исследователя Антарктиды – Эрнеста Шеклтона.

Это сапоги мягкой шерсти, изнутри дополнительно обложенные слоем цигейки, а поверху обшитые брезентом. У сапога прочные кожаные носок и пятка. Снизу сапог подшит двойной кожаной подошвой без каблука. Между брезентовой стелькой и подошвой проложен слой пробки. Голенище высокое и может затягиваться под коленом. Русский язык превратил английское слово в «шикильтоны» и это название прочно вошло в туристский и альпинистский фольклор.

На большой высоте нас ожидал фирн и лед. Советские кошки к ботинкам приматывались фитилем. Было ясно, что на шикильтонах такое крепление не удержится. Поэтому мы заранее внизу, сняв фитили, прибили кошки к подошвам сапог стальными скобами намертво. Весила такая обувка немало. И вот такие агрегаты (на которые даже смотреть было страшновато) мы должны были, привязав сверху рюкзаков, тащить до высоты пять с половиной километров! Но нас двигал молодой азарт…


Аэрофлот доставил нашу команду со снаряжением в город Каракол (тогда Пржевальск), который расположился вблизи юго-восточного берега озера Иссык-Куль. В этом городе была база альпинистского лагеря, который каждое лето организовывался в ущелье Каракол горного хребта Терскей-Ала-Тоо. На базе мы затарились харчами и со всем барахлом погрузились в кузов «шишиги». Этот грузовик ГАЗ-66 пользовался большим авторитетом в горах из-за способности преодолевать крутые подъемы. Уважение к грузовику среди киргизов распространялось на всех приезжих из города Горького.

Ехали полный световой день. Хребет Терскей-Ала-Тоо пересекли через перевал Чон-Ашу. А затем дорога пошла по широченным долинам. После Кавказа виды казались грандиозными.

Долгая езда в битком набитом кузове имеет свою специфику. Николай Николаевич Вышинский (опытный человек!) различал 3 временных этапа:

• 1) Человек громко восхищается окружающими ландшафтами: горами, долинами, реками, ...
  2) Человек начинает клевать носом и дремать.
• 3) Человек начинает придираться к соседу, который, якобы, занял его место.

Пройдя через эти все три этапа, мы поздно вечером добрались до погранзаставы Майда-Адыр в долине Инылчек. Понятно, что название заставы у нас сразу превратилось в более доступное нижегородскому диалекту слово «Мой-до-дыр».

Пограничники встретили нас очень радушно: пригласили в гости, угощали погранрассказами. База была окружена чудесными зелеными полянами и холмами.  

Окрестности погранзаставы «Майда-Адыр». Эдельвейсы

Постепенно у погранзаставы собрались и другие команды мероприятия: из Москвы, Тольятти, …
Реку Инылчек питают два ледника: Северный Инылчек и Южный Инылчек. В месте их слияния образовался уникальный природный объект: озеро Мерцбахера.

В это озеро стекают оба ледника. Языки обламываются и обычно всё озеро покрыто айсбергами, так что не видно поверхности воды.
По обеим сторонам озера возвышаются крутые километровые скальные склоны, поэтому поход в верховья ледников является не только трудным, но и экстремальным занятием.

Озеро Мерцбахера. Вид с вертолета

В нашем мероприятии переброска людей и грузов на ледник Северный Иныльчек проводилось вертолетом. В один прекрасный день настала очередь заброски нашей команды. Набившись в вертолет, все приникли к иллюминаторам и вытащили свои пленочные фотоаппараты.

Озеро Мерцбахера, забитое льдинами, мы приняли разорванный ледник. Затем справа появились крутые вершины хребта Тенгри-Таг. А за ними вдали виднелся Коокшаал-Тау наивысший хребет района – с доминирующим гребнем пика Победы. Высшая точка этого грозного массива 7439 м (вторая по высоте вершина СССР).

Пик Победы. Вид с вертолета

Вертолетная площадка была организована на плоской части ледника Северный Иныльчек, где было мало камней. Каждый день на площадку выпадал слой свежего снега и его приходилось вытаптывать во время утренней физзарядки.
Базовый лагерь установили на центральной морене. Разгребли камни и палатки поставили прямо на льду. Высота этого места около 3900 м.

В тот сезон погода на Северном Иныльчеке была скверной. Непогода – каждый день. Иногда с ночи свирепствовала пурга, иногда – начинался снегопад с ветродуем после полудня. Ни одного не случилось полностью ясного дня. Поэтому мы радовались каждой минутке солнца и даже пытались загорать.

Наша команда установила 2 базовые палатки: армейские из грубого брезента. В одной была спальня, во второй – склад и кухня.
В то время мы не знали современных ковриков – не было у нас ни пенополиуретановых, ни пенополиэтиленовых, ни пенокапроновых, никаких.
Обходились домашними заготовками. Из плотного пенопласта вырезались пластины (горячей проволокой), обшивались материей или сшивались веревочками. Для переноски такой матрас складывался гармошкой и приторачивался сверху к рюкзаку. Выглядело дико. Но спать на снегу и льду, подложив этот матрас под спальник, было терпимо. А в базовом лагере дополнительно использовали картонки, фанерки от ящиков, опустевшие мешки и т.д.

Все неудобства быта казались ничтожными мелочами, так как вокруг расстилались потрясающие виды. Прямо над нами нависали 3-километровая стена пика Хан-Тенгри.

Вертолетная площадка

Заброска в будущий базовый лагерь. Вдали хребет Меридиональный.

Краткий отдых в процессе установки базового лагеря. В тельняшке лежит Евгений Желонкин, слева сидит Николай Вышинский

Слева – пик Хан-Тенгри, справа – пик Чапаева. Вид из базового лагеря на леднике Северный Иныльчек.

Вершина Хан-Тенгри представляет собой гигантскую снежно-ледовую «шапку». Её высота ежегодно меняется в зависимости от погодных условий. В настоящее время высота этой вершины для определенности принята равной 7010 м. Для боле точных измерений следует применять спутниковую навигацию.

Вершина горы сложена из розового мрамора. В закатных лучах солнца она дает красноватый отсвет, поэтому киргизы её называют «Кан-Тоо» (Кровавая гора).

Одной из проблем было определение пути восхождения. Начальство судило-рядило и назначило подъем слева. Мы набили рюкзаки и пошли наверх по крутым снежным склонам, совмещая акклиматизацию с заброской харчей.
Здесь надо упомянуть ещё одну особенность нашего снаряжения. В то время мы ходили с «абалаковскими» рюкзаками. Он был сшит из толстого брезента и сухой весил 1,5 кг. При намокании его вес возрастал до 3 кг. Набитый рюкзак принимал форму шарика и немилосердно отрывал плечи.

Когда мы довольные спустились в базовый лагерь, то наше высшее руководство посчитало путь слева лавиноопасным и повелело идти на гору справа через перемычку у пика Чапаева. Поэтому на следующий день мы потащились снимать нашу заброску (не оставлять же считанные ценные продукты на горе). Очень полезно для акклиматизации.

Следующим этапом нашей эпопеи была заброска на склон пика Чапаева, где планировалось рытьё пещеры для промежуточного лагеря. Ежедневные снегопады сделали крутые склоны труднопроходимыми.

Похоже, что третьему уже очень худо...

Похоже, что третьему уже очень худо...

К вечеру на высоте примерно 5000 м мы нашли место, где склон был не очень крут, Там старшие товарищи стали нас учить рыть пещеру с двух концов. Нам это строение было в новинку, и я был изумлён, убедившись, что внутри относительно тепло и даже комфортно.

Кстати, никаких газовых горелок мы тогда не знали и даже не подозревали, что они существуют. Ходили с бензиновыми примусами, которые надо было перед зажжением предварительно долго разогревать спиртом или «сухим горючим» (уротропином). И бензин, и разжига отчаянно воняли, что не улучшало дыхание на высоте. Следует добавить, что бензин всегда находил щелочку пролиться и отравить и без того неказистую жизнь альпиниста.

Однако по молодости мы презирали все трудности. Сготовили какую-то еду, переночевали в пещере, утром оставили заброску харчей и некоторого снаряжения, а затем вновь спустились в базовый лагерь. Этот выход с рытьём пещеры послужил нам вторым акклиматизационным выходом.

Затем несколько дней безобразничала непогода. Развлечений было маловато. Каждое утро все были обязаны выходить на физзарядку. Однажды мы всей командой проспали, и начальник мероприятия Анатолий Овчинников вкатил нам устный выговор перед строем.

Физзарядка на вертолетной площадке

Так как морена была покрыта мраморными плитами, некоторые из нас занимались наскальной живописью с помощью клюва ледоруба.
По вечерам для развития высотного дыхания пели народные песни как можно громче, пугая соседей. Евгений Желонкин рассказывал анекдоты, причем за весь месяц мероприятия он ни разу не повторился.

В один из дней непогоды участники мероприятия были допущены в уникальную баню на леднике Северный Иныльчек. Для этого в одной армейской палатке была поставлена газовая плита с подключенным баллоном. На горящие конфорки ставился металлический лист, нагруженный камнями с морены. Если регулярно на раскаленные камни плескать водой, то получалось подобие национальной русской бани. При этом брезентовая стенка слабо держала тепло, а снаружи свирепствовала злая пурга. К сожалению, такое удовольствие не могла быть частым из-за экономии газа.

Как-то произошел досадный казус. Палатку медпункта поставили рядом с нашей спальней. Доктором была молодая интересная дама (жена одного из московских альпинистов). Она проверила наше здоровье, признала всех годными к восхождению, а потом, слегка краснея, попросила нас не злоупотреблять «специфическими терминами», так как в медпункте хорошо слышно, что говорится за двумя брезентовыми стенками. Тогда уже пришлось краснеть нам…

Тоскливый вечер в базовом лагере

Наконец, мы потеряли надежду на улучшение погоды. А время не ждало. Мы навьючили на себя тяжелые рюкзаки, сверху приторочили «шикильтоны» с прибитыми кошками и отправились на восхождение.

Осталось неизвестным, чья карма подвела, но в этот знаменательный день в базовом лагере шёл мерзкий холодный дождь. В те времена водоотталкивающей одеждой альпиниста была брезентовая куртка и такие же штаны. Ясно, что под дождём они быстро промокали. Как следствие, все мы были мокрыми насквозь уже при пересечении ледника. При подъёме по крутому снежному становилось всё холоднее и холоднее.
Намокли рюкзаки и заметно прибавили в весе. К вечеру дождь сменился снегопадом и промокшая одежда стала промерзать. Я натурально почувствовал, от холода сердце работает хуже и скоро остановится окончательно.
Меня спасло то, что в предыдущем выходе мы оставили перильную веревку. Верхний конец этих перил был предусмотрительно закреплен у входа в нашу пещеру.

Снегопады последних дней глубоко запрятали веревку. Когда я уже начал мысленно прощаться с жизнью, наш лидер углядел, несмотря на сгущающиеся сумерки, узел на нижнем конце, который еле выглядывал из-под снега. Откуда-то появились силы подняться 40 м, придерживаясь за веревочку.
И тут я понял огромное преимущество снежной пещеры перед двускатной палаткой. Откопав вход, мы забрались внутрь, а там тепло, сухо, даже просторно! Наш шеф (Алексей Давыдов) скомандовал: «Каждому по столовой ложке спирта!». Я сначала подумал, что сейчас мне смерть, но получилось наоборот. По организму разошлось приятное тепло, жизнь снова заулыбалась.

Сготовив и съев плотный ужин, мы прекрасно уснули. Иногда только просыпались от сухости в горле, чтоб принять глоток снеговой водички.
Наутро выяснилось, что никто не простудился. Погода стала получше, снегопад уменьшился. Сверху падали уже не мокрые хлопья, а мелкая крупа.
В этот день мы должны были выйти в перемычку между пиком Хан-Тенгри и пиком Чапаева (высота около 6000 м).

Теперь этот маршрут с Северного Иныльчека ходят через предвершину пика Чапаева для уменьшения лавиноопасности. Но мы недостаточно знали особенности пути и решили «срезать», т.е. выйти в перемычку по крутым снежным склонам.

Видимо, в этот день Духи горы Хан-Тенгри были к нам милостивы. Склон оказался лавиноопасным, но он нас только попугал и пощадил. Пока мы поднимались косым траверсом, нас неоднократно накрывали с головой небольшие лавины сухого сыпучего снега.

При накрытии мы выполняли стандартные действия (как учили): локоть углом перед головой для создания воздушного кармана. Когда лавинка пролетает, надо быстро выдернуть голову наверх, на воздух. При этом наблюдалась интересная картина: лавина накрывает нашу группу и остается неровное наклонное снежное поле. Вдруг из одного бугорка выныривает человеческая голова на вращающейся шее, как у гуся. Затем аналогично появляется другая голова. И так далее. Наконец, все головы освобождаются из снежного плена. Движение вверх продолжается. И так несколько раз за этот день.

Конечно, нам дико повезло. Если бы хоть одна лавина была побольше, то она нас сбросила бы всех нас на Северный Иныльчек с полуторокилометровой высоты.

Когда мы вскарабкались в перемычку, распогодилось, появилось солнце. Это был единственный ясный кусочек дня за всё время восхождения (но тогда этого не знали). На севере расстилался хребет Сарыджаз, на юге красовался массив пика Победы, демонстрируя ничтожество человеческих существ.

На перемычке между пиками Хан-Тенгри и Чапаева. Установка палатки. Слева – Геннадий Куватов, справа – Николай Вышинский любуется пиком Победы.

Пик Победы. Вид с перемычки

Мы вытоптали площадку в снегу для второго промежуточного лагеря. Рыть пещеру посчитали нецелесообразным, так как не было достаточно времени. Поставили 2 наши палатки, которые тащили с собой. Они назывались «высотными», но в настоящее время в них на 6000 м даже собака не захочет ночевать. Такая палатка шилась из двух слоев перкаля и имела двускатную крышу «домиком». Два входа с обоих торцов затягивались шнуром, как рукава.

Вопреки своему гордому названию, такая палатка не выдерживала сильный высотный ветер и обрушивалась под тяжестью снега при обильном снегопаде. Однако других конструкций у нас тогда не было.

Когда делали площадку, вырыли из-под снега несколько банок рыбных консервов. Похоже, что это осталась заброска какой-то экспедиции предыдущего года (в 1974 году пик Хан-Тенгри штурмовало 6 разных альпмероприятий). Количество харчей у нас было весьма ограничено и наши молодые организмы постоянно голодали. Мы с Геннадием рискнули, вскрыли одну банку и съели её содержимое, невзирая на опасения товарищей. Оказалось, что из-за высотного холода консервы за год не испортились и дополнительное питание пошло нам на пользу.

На перемычке мы переобулись в теплые «шикильтоны», а отриконенные ботинки закопали в заброске, чтобы на спуске вновь их натянуть на ноги.
Следующий день мы поднимались по крутому гребню в направлении вершины. Было очень холодно, навстречу дул сильный ветер. Под ногами был фирн и скалы из желто-розового мрамора, по которых скрежетали зубья наших кошек.

Геннадий Куватов. Ночевка на гребне пика Хан-Тенгри. Высота свыше 6000 м

Михаил Фаддеев. Ночевка на гребне пика Хан-Тенгри. Высота свыше 6000 м

Вечером стали организовывать очередную ночевку. Плоского участка на гребне не нашлось. Пришлось вырубать клювами ледорубов в мраморе площадку и надстраивать её плоскими плитами. Получилось нечто наклонное, но мы всё-таки поспали. От холода так сильно мерзли пальцы на ногах, что приходилось всё время ими шевелить.
Я дошел до такого состояния, что шевелил ими даже в полусне.
Наутро свернули обледеневшие палатки, приторочили их к рюкзакам и вновь направились вверх к вершине. Погода ухудшалась и скоро двигаться стало очень трудно. Пришлось срочно ставить палатки. Большой удачей было то, что мы нашли для ночевки укромное место между двумя большими скальными зубьями, где как раз вместились обе наши палатки.

Ночью начался настоящий ураган. Хотя скалы несколько защищали нас, палатки терзались ветром немилосердно. Утром даже выйти наружу не представлялось возможным. Пришлось целый день переживать жестокую непогоду. Лежали в спальных мешках, экономили силы.

Здесь уместно упомянуть о нашем питании. Отбор высотных харчей является серьёзной проблемой. Многие традиционные альпинистские продукты становятся неудобоваримыми на большой высоте. Например, любимую тушёнку отказывается принимать организм даже самых неукротимых проглотов. Дело не в привередливости альпинистов, а в том, что на высоте сильно уменьшается количество кислорода в атмосфере, необходимого для усвоения пищи. Плюс пониженное давление значительно ослабляет организм.
Опыт показывает, что на высоте хорошо идут бекон, шпигованное чесночком сало, поджаренное с луком мясо и, так называемые, «лёгкие белки» : творог, сыр, орехи…
Тут я должен себя остановить, так как проблема альпинистской жратвы неисчерпаема. Наш тренер Николай Николаевич Вышинский часто повторял:
«В основе спорта альпинизма всегда стоял вопрос еды.
Не покормишь альпиниста – он не туды и не сюды».

У нас с Геннадием это было первое высотное восхождение, поэтому мы подчинялись указаниям опытных товарищей.
Основными продуктами у нас были: большой кусок свежей говядины и несколько пачек сливочного масла. Кухонной посудиной служила глубокая алюминиевая сковорода. Приготовление пищи проходило следующим образом. От куска мяса отрезались пластины (стейки) по числу участников. Масло в сковороде нагревалось на примусе до кипения и в него клались куски мяса так, чтобы они полностью погружались в масло. Через 5 минут кипения получался великолепный продукт, который таял во рту и наполовину усваивался, ещё не долетев до желудка.

Не менее заковыристой проблемой является питьё. На высоких горах, где влажность близка к нулю, человеческий организм быстро «высыхает». Необходимо восполнять потери жидкости, что требует значительного расхода горючего на плавление снега (или льда) и нагрев воды. Кроме того, высотная гипоксия иногда зло шутит с людьми. Из-за недостаточной акклиматизации или перегрузки вкус любых напитков становится неприятным.
Человека может вывернуть наизнанку от чая, сока и даже простой воды.
Современных концентратов с правильным солевым балансом мы тогда не имели. Но и проблему напитков решили наши друзья из Сарова. Они по своей основной работе имели контакты с космическими программами и сумели добыть некоторое количество спецконцентрата «Космос». Он представлял собой желе, расфасованные в тюбики на манер зубной пасты. Достаточно было выдавить в кружку с водой полсантиметра желе, размешать его и получался напиток восхитительного фруктового вкуса. Мне особенно нравился вариант «черника».

Имея небольшой запас продуктов и бензина, мы без потерь пережили день в буране. Но вечером этого долгого дня по радиосвязи мы получили от руководства мероприятия категорический приказ. Либо мы на следующее утро идем на вершину, либо спускаемся вниз в базовый лагерь на Северном Иныльчеке. Судили-рядили и решили, что утро вечера мудренее.
Утром нас встретил сильный ветер, но уже не ураган, сбивающий с ног. Темно-серые тучи обложили нас и сверху, и снизу, но путь подъема на вершину всё-таки просматривался.

Примерно через час мы подошли к крутым скалам предвершинной башни. Впереди шли сильнейшие альпинисты нашей команды – Малыхин, Орлов, Желонкин – и навешивали перила. Остальные двигались следом на скользящих карабинах. Нам с Геной, как самым молодым, была поручена следующая операция. Мы в конце нашего каравана снимали перила, потом, обгоняя других, подносили веревки лидерам, чтобы они навешивали новые перила. Затем пропускали всех вперед, опять снимали перила и вновь подносили веревки нашим «забойщикам».

Чувство времени у меня стерлось. Не помню, когда мы поднялись на верх предвершинной башни. И тут вместо вершины я увидел потрясающую картину. Пологий снежный склон уходил вверх и вдаль, теряясь в серой мгле. Под ногами был снег, ранее мной невиданный. Мелкозернистый, уплотненный высотными ураганами до такой твердости, что кошки оставляли в нём еле заметные зарубки. Но мы упорно шли к вершине, преодолевая сопротивление встречного ветра.

Наконец, мы добрались до плоского снежного поля, из которого торчали огромные скальные зубья. Видимость была ограниченной. Сильный ветер гнал мимо нас рваные серые облака. «Это вершина», сказал наш шеф Алексей Давыдов.
Тур мы нашли в одном из скальных зубьев. Заложили памятную записку от нашей команды, в которой указали, что двое были участниками Великой отечественной войны: Алексей Давыдов и Анатолий Редошкин. Каждый из нас оставил в туре свой презент вершине.

Спуск с вершины и возвращение в базовый лагерь прошло проще подъема и без особых происшествий. Иногда оживляли ситуацию мелкие события. Например, Николай Николаевич Вышинский своей же кошкой разорвал штанину пуховых брюк и на каждом шаге из них вылетало облачко пуха. Николай Орлов громогласно удивлялся: откуда летят хлопья снега? Остальные друзья также изощрялись в ехидных комментариях.

На перемычке мы откопали свои отриконенные ботинки, которые страшно заледенели. Всё-таки затолкали туда свои ноги и вновь привязали «шикильтоны» сверху рюкзаков.

Когда мы спустились к своей пещере, то обнаружили там изрядный разгром. Большие вóроны («карлуши» на альпинистском жаргоне) раскопали и расшвыряли всё, что смогли. Эти окаянные птички своими мощными клювами пробивают даже консервные банки. Хорошо, что старшие товарищи предусмотрительно запрятали наши запасы в месте, недоступном для летающих разбойников.

Последний участок спуска проходил при нулевой температуре, и мы непосредственно познакомились с новым видом лавин. Спускаясь по крутому заснеженному склону, мы ногами создавали поток из снежной каши, обильно напитанной водой. В этом потоке мы резво ехали вниз с ногами, погруженными в эту кашу почти по колено. Но когда этот поток останавливался, надо было мгновенно из него выскочить вбок. При остановке эта каша цементировалась намертво, и застрявшего горовосходителя потребовалось бы вырубать ледорубом.
Потом мы пересекли плоский ледник, вскарабкались на мраморную морену и оказались в своих базовых брезентовых палатках.

Последняя остановка на леднике.

Восхождение закончилось благополучно. Остальные команды разными маршрутами также успешно поднялись на вершину Хан-Тенгри.
После спуска всех в базовый лагерь в самой большой палатке на леднике был большой разбор с громким криком, затем – торжественный ужин. В частности, мы втроём на четырёх сковородах напекли большой бак оладьев. После банкета очень громко пели волжские народные песни, заглушая остальные команды.

А потом стало даже смешно. Настало длительная непогода и несколько дней вертолет не мог пробиться на Северный Иныльчек. У нас почти все продукты кончились, осталась только мука, из которой мы пекли лепешки. Чем и оставались живы.

Наконец, в облаках появились просветы и вертолет начал эвакуацию альпинистов с ледника в более цивилизованные места. Зараз толпу с барахлом вывезти невозможно. Началась, как обычно, толкотня и суета у грузового люка. Очередь, пролезание без очереди и т.п. Когда настала погрузка нашей команды, мы не зевали и быстро закидывали своё снаряжение в чрево вертолета.
Пилот, конечно, одним глазом посматривал на нас, чтоб не допустить перегруза. Иногда он пытался нас остановить, но мы его убеждали, что наши мешки и ящики очень легкие. Длительное пребывание на леднике, нехилое восхождение, голодовка последних дней сделали нас очень красноречивыми. Мы могли убедить кого угодно и чём угодно. Быстро затолкали в вертолет все свои манатки и влезли сами.

Вертолет оторвался от льда и пошел в сторону долины. И тут на его пути встретилась большая поперечная трещина через весь ледник. На нашу беду дальняя кромка трещины оказалась выше и вертолет не смог через неё «перетянуть». Пришлось пилоту заложить пару кругов, прежде чем вертолету с явным трудом преодолеть препятствие.

Когда вертолет приземлился в Майда-Адыры, пилот бросился проверять на вес наши грузы. А потом высказал нам всё, что накипело на душе, в самых энергичных и отборных выражениях. Но мы так обрадовались зеленой травке, что только улыбались.

Тренер и руководитель Горьковской команды альпинистов, участник Великой отечественной войны Алексей Давыдов

Возвращение в Пржевальск (Каракол) проходило на той же ГАЗ-66. Единственный запомнившийся факт произошел на въезде в город, когда водитель «шишиги» высунулся из кабины и спросил: «Куда вас везти – на базу или в баню?» Мы яростно заорали: «Конечно, в баню!!!». Более паршивой бани, чем в Пржевальске, я не помню: тесная, грязная, с паром из трубы… Однако, многодневную грязь мы с себя соскребли.

Успех восхождения мы отметили в каком-то убогом ресторанчике на краю города. Скромненько: без разбития бутылок, без пляски на столах, без драки с местным населением. Затем разъехались к своим местам постоянного жительства.
А мы с Геннадием не подозревали, что через два года судьба снова завлечет нас в высотный альпинизм. Но это уже совсем другая история…