О концерте на «крыше мира» и рекорде, о мотивации и таланте

Эвелина Де Лэйн — лондонская пианистка, покорившая Гималаи. В сентябре этого года она установила мировой рекорд, сыграв на рояле на высоте около 5 тысяч метров. Кроме концертной деятельности, Эвелина занимается преподаванием, коучингом, музыкальной терапией по собственной методике Inside the music,  устраивает концерты в своем музыкальном салоне, а в следующем году открывает музыкальную школу Evelina De Lain International School of Music. Она также дописывает книгу «Экстремальная музыка», где вспоминает о детстве в маленьком украинском городке Желтые Воды и маме — первом учителе, ненавистных уроках музыки, и рассуждает о философии музыкального образования, невероятных возможностях, которое оно дарит. И о самом главном: можно ли мотивировать ребенка без принуждения и насилия над личностью? Обо всем этом Эвелина Де Лэйн рассказала «Афише Лондона».

КОНЦЕРТ НА ВЫСОТЕ

Покорять Гималаи Эвелина совершенно не планировала. Она всего лишь искала стул к своей новой клавинове. Зашла в небольшой магазинчик Camden Piano Rescue и там познакомилась с Дезмондом — эксцентричным настройщиком инструментов и владельцем этого самого магазина. Они разговорились. Оказалось, что Дезмонд (Desmond Gentle) многое повидал в своей жизни. Он придумывал удивительные благотворительные проекты. Переправлял фортепиано в сиротский дом в Мозамбике и в маленькую индийскую деревню. На этот раз Дезмонд задумал устроить концерт в самой высокой точке мира: он уже хорошо знал тот регион и представлял, как это можно сделать.

— Ему очень понравилось, как я играю, — рассказывает Эвелина, — и буквально на следующий день он пригласил меня в Гималаи. Я сразу сказала «да». Восхождение планировалось с благотворительной целью: в пользу фонда, который помогает больным муковисцидозом. От этой болезни, как считал Дезмонд, умер Шопен. Я о таком заболевании раньше не слышала. Но мне захотелось помочь, потому что инструмент должны были передать в местный колледж, где студенты не только рояля — даже пианино не видели. К тому же мне хотелось сыграть Шопена и посвятить этот концерт маме. В 16 лет я была призером конкурса имени Шопена, и мама расстраивалась, что я заняла не первое место. В самой высокой точке мира я сыграла то же самое скерцо, которое исполняла на конкурсе 25 лет назад!

— Насколько сложной была эта поездка, физически и технически?

— Нам очень повезло. За те полтора года, что прошли с прошлой поездки Дезмонда туда же, успели построить дорогу через перевал Шинго-Ла. Если бы эта поездка случилась раньше, пришлось бы два дня тащить на себе рояль в разобранном виде. С обустроенной дорогой мы заехали туда на машине. Оставалось всего метров двести донести рояль до места игры и собрать.
Это была большая операция. Рояль доставили из Лондона в Дели. Заказали грузоперевозку из Лондона в Дели, а там Дезмонд нанял джип, на котором его перевезли в Джамму и Кашмир. Дезмонд очень боялся, что будет дождь, тогда дорогу размоет. Но нам повезло, дождя не было. Операторов было всего двое. Запись уже выложили на Classic FM, а документальный фильм готов к выходу.

На записи слышно и видно, какой сильный ветер дует в горах. Эвелина играла, не чувствуя рук и ноги на педали.

— Сколько градусов было?

— Погода менялась резко, от +8 до +12. Был град, снег, очень сильный ветер, он был ледяным, и шел от туч с градом. Там наверху всей нашей команде было довольно плохо, а у меня, видимо, сработали ресурсы организма: в нужный момент я могу собраться. Я никак специально к восхождению не готовилась, хотя меня предупреждали, что там разреженный воздух, дышать тяжело. Мы были там около двух часов, включая установку аппаратуры. Возле рояля я провела 70 минут.

На следующий день в аэропорту началось странное состояние. У меня подгибались ноги, я теряла сознание, это длилось часа полтора. Я проконсультировалась потом со специалистами, их мнения разошлись: это могла быть гипогликемия или норадреналиновый шок. Но восстановилась довольно быстро. 8 сентября прилетела, а на следующий день утром была уже на работе.
Дезмонда эта поездка доконала, к сожалению. Он умер через две недели после нашего возвращения. Так же, как моя мама, в 69 лет…

Обучение музыке: можно ли мотивировать, не заставляя?

— Эвелина, я читала отрывки из вашей книги, выложенные на вашей Фейсбук-страничке. Вы пишете очень откровенно: как вас заставляли заниматься каждый день по несколько часов, как вы ненавидели музыку и однажды даже сбежали с урока на кладбище к умершему дедушке. Как думаете, почему вы не только не сломались, но даже в итоге полюбили игру на фортепиано, став профессионалом? И насколько вообще это возможно — заставлять ребенка заниматься и получить толк?

— Мне некуда было деваться: мама сама учила меня музыке, поэтому и дома, и в музыкальной школе я должна была постоянно играть. Спустя много лет я спросила маму, почему она меня заставляла, а не мотивировала. Она ответила: «В 70-е годы не было такого слова». И ведь это действительно так. Наши педагоги просто не знали, что можно по-другому!

Но все это окупилось сторицей, когда я поступила в музыкальное училище. Я настолько много занималась до того, что потом мне можно было вообще ничего не делать. Я не посещала 90% занятий, являлась на лекции раз в месяц и отлично училась. К экзамену могла подготовиться за один день. Однажды пришла на экзамен и случайно начала играть сонату Моцарта ля минор в ля-бемоль миноре. Но доиграла всю первую часть до конца, ни разу не сбившись! После чего одна преподавательница встала и сказала: «Эвелина, только ты могла это сделать. Мы не знаем, ругать тебя или хвалить!».

В училище меня очень любили и воспитывали уже совсем не так, как в музыкальной школе. Именно мотивировали. Не заставляли, за пропуски не ругали, ставили одни пятерки. Я была звездой. И вот тогда стало понятно, для чего были нужны все предыдущие жертвы. С 16 лет я начала работать: играла в барах, ресторанах и ночных клубах. В 17 лет стала самым молодым аккомпаниатором в театре оперы и балета. Играла по 15 часов в день (переиграла руки в результате). Мне настолько легко давался любой репертуар, что в этот момент я начала маму благодарить. И она стала по-другому на меня смотреть, видя отношение других людей.

Сейчас с учениками я всегда стараюсь работать через мотивацию. Но момент принуждения все равно есть: нужна структура, дисциплина, особенно когда готовишься к концертам, фестивалям. Без этого не обойтись. Поэтому разрабатывая философию преподавания в своей школе, я стараюсь совместить установление границ, дисциплину и мотивацию, соревновательность.

Самое вдохновляющее — видеть трансформацию, когда сначала приходится немножечко заставлять, а потом вдруг получаешь кумулятивный эффект. Еще вчера ребенок не хотел играть на пианино, а сегодня он сам обосновывает, почему ему надо заниматься. У него в голове собственная мотивация, и это в четыре года! Самое сложное в обучении игре на фортепиано — что начальный период маленьким детям дается сложно. Нужно потратить пару лет, чтобы из какофонии получилась музыка. Нужно мотивировать, пока ребенок не увидит, что может сам создавать из инструмента музыку. Дальше уже проще. И главное — каждый ребенок должен почувствовать себя артистом, я уделяю этому большое внимание.

— Почему вы делаете упор на развитии артистизма?

— В нашем детстве давали сухие знания, готовили к карьере музыканта, но 90% детей точно знали, что не выберут музыку своей профессией. А раз так, то зачем вообще все это учить? Я стараюсь сделать из ученика не столько музыканта, сколько артиста. Артистизм применим в любой сфере: работаешь ли ты юристом, бухгалтером или журналистом, тебе везде пригодится уверенность в себе и умение выступить на публике. Советские преподаватели иногда забывали объяснить, что артистизм, общекультурное музыкальное образование сделают тебя образованным человеком. Ты потом сможешь оценить на более высоком уровне и оперу, и концерт Бейонсе.

— С какого возраста вы будете брать детей в свою школу?

— У меня сейчас есть ученики от 2,5 до 50 лет, но в школе будут дети от 3 до 17. Сейчас ведутся переговоры, и с сентября 2019 года школа откроется в отдельном помещении в районе London Bridge (сейчас она находится в моем салоне в районе Tower Bridge). Туда я планирую привнести все традиции нашего советского образования. Сольфеджио, хор, музыкальная литература, аккомпанемент, ансамбль, фестивали — всего этого не хватает в Британии, и все это у нас будет. Еще обязательно будут доступные цены и стипендия имени моей мамы. Кто-то будет учиться вообще бесплатно. Примерно на пятьдесят детей попадается один ребенок, который настолько хочет заниматься, что его вообще заставлять не надо: он бежит к тебе с раскрытыми объятиями и рассказывает, как занимался, что выучил, сам понял, сколько диезов в гамме ми мажор. А ребенку при этом четыре года. Это такое счастье! Я готова учить таких детей бесплатно.

— Маленьким детям фортепиано дается плохо. Но вы считаете, что лучше начинать рано?

— Раннее музыкальное образование влияет на все зоны мозга и развивает связь между полушариями как ничто другое. Сухомлинский говорил, что наш интеллект находится на кончиках пальцев. Представьте, до какой степени игра на рояле развивает мозг: мы учим ноты, буквы, сразу играем и поем. Дети очень быстро растут во всех сферах, начав заниматься музыкой: быстрее начинают говорить, преуспевают в математике, иностранных языках. Раньше в дворянских семьях игра на музыкальных инструментах, пение считалось необходимым. Я согласна: это должно быть частью общего образования любого ребенка, как литература или языки. 

— Среди ваших учеников больше русско- или англоязычных?

— Больше англоязычных. Но я не вижу разницы в менталитете между разными национальностями. Зато вижу разницу классовую. У среднего и высшего класса совершенно разный подход к музыкальному образованию и обучению вообще.

— В чем это проявляется?

— Родители в богатых семьях могут больше себе позволить, с одной стороны. С другой, дети из этих семей ходят на учебу, как на работу: с урока на урок. У них с двух лет расписание: несколько иностранных языков, музыка, математика, рисование, кикбоксинг, балет, школа драмы… Эти дети невероятно заняты, и ценность образования в таких семьях зашкаливает. Интересно это наблюдать. У меня, что называется, не было детства, но то же самое я вижу у этих детей. И знаете, я вижу пользу. Дети самостоятельные: в 6 лет они уже сами знают, когда им уйти, прийти и когда готовиться к уроку. Я вижу, что вначале их много заставляют, но в какой-то момент это переходит в ответственность.

— Родителям удается их дома грамотно мотивировать? Например, делать домашние задания, играть гаммы?

— От 3 до 10 лет я мало задаю, потому что дети и так сильно загружены. 10-20 минут позаниматься дома каждый день, и 2-3 урока в неделю у меня достаточно, чтобы подготовиться к концерту или фестивалю. С десяти лет можно постепенно увеличивать время. В нашем детстве считалось, что обязательно надо высидеть каждый день по часу-два. А я вижу, что есть способы провести урок настолько эффективно, что за час-полтора можно все отработать. Хотя, конечно, с 12 лет, если дети выбирают карьеру музыканта, то надо встраивать в их расписание час-два занятий музыкой. И еще желательно, чтобы у ребенка были родители хотя бы с начальным музыкальным образованием. Если ребенок серьезно занимается музыкой, то это обычно дело всей семьи.

Талант от природы vs усидчивость?

— В книге вы пишете, что мама еще задолго до вашего рождения решила, что у нее будет девочка Эва, которая добьется в музыке больших высот, чем она сама. Так оно и вышло. Получается, маме было все равно, есть ли у ребенка природные способности и желание заниматься? Насколько вообще важно, одарен ли ребенок, и до какой степени можно развить природные способности? Каждый ли человек может научиться, например, подбирать мелодию сходу или импровизировать? Можно ли развить хороший слух, если изначально его нет?

— Это очень интересные вопросы, и я буду подробно рассматривать их в книге на разных уровнях. Когда мама была мной беременна, она постоянно занималась, ставила пластинки специально для меня. Сейчас уже есть исследования, что беременные женщины должны слушать музыку, это очень развивает ребенка в утробе. Особенно если звучит Моцарт. Существуют даже колонки, которые прикрепляются к животу. Иногда в результате рождаются дети с абсолютным слухом. Но моя мама пошла еще дальше: она читала мне стихи, в том числе Пушкина. И вот я часто думаю: у меня идеальное чувство формы — не потому ли это, что я еще в мамином животе все время слушала стихи? Когда я пишу или играю, я всегда чувствую структуру, а если импровизирую, то всегда точно знаю, где закончу. Думаю, стихи сильно повлияли. Поэтому это первое, с чего я советую начинать: если вы хотите ребенка с музыкальными способностями, играйте ему музыку и читайте стихи.

Насколько можно развить способности — очень важный вопрос, и я сама все время об этом думаю, наблюдаю. Вот приходят два ребенка, лет четырех. Один способный, занимается, заинтересован. А другой — не поймешь по нему даже, есть ли у него хоть какие-то данные, получится ли из него что-то. Но вот через год первый останавливается, потому что его природные способности дальше идти не позволяют. А второй, благодаря усидчивости и тем изменениям, которые музыка в нем же и образовала (!), вдруг расцветает. Получается, талант можно определить только постфактум. Был ли этот талант всегда или воспитался в процессе занятий? Я не могу сказать. Никогда нельзя судить заранее, особенно маленьких детей. Они меняются постоянно, даже слух может меняться. У меня много учеников с абсолютным слухом, но это не помогает им на первых этапах. В то же время у детей с плохим слухом благодаря занятиям образуется связь между пальцами и ушами, они учатся играть и петь одновременно, и слух развивается. Если слух совсем плохой, я рекомендую не петь отдельно, а только играть и петь. Постепенно голос подстраивается под рояль. И я никогда не говорю, что ничего нельзя сделать. Детский мозг очень пластичен, на него воздействует все! Шостаковича в 10 лет забраковали в Московской консерватории как профнепригодного. Чайковский раскритиковал 18-тилетнего Дебюсси, сказав, что тот никогда не будет композитором. Только по прошествии многих лет можно сказать, что человек талантлив, и никогда нельзя толком понять, что в нем природное, а что наработанное.

— А как вы думаете, детям нужно свободное время, даже немного скуки? Сейчас все больше психологи пишут о проблеме, когда занятые дети вырастают в подростков, которые ничего не хотят, потому что все детство за них родители все решали и составляли плотное расписание. А из скучающих детей, наоборот, рождаются творческие личности, потому что у них есть время переработать впечатления.

— Есть разные подходы. Японский метод Сузуки, как вы знаете, построен на том, что «после трех уже поздно», в два года нужно много чего успеть. А Татьяна Черниговская говорит, что перегрузка в детстве вредна, что родители так всего лишь тешат свое тщеславие. Мне кажется, это очень индивидуально. Нужно смотреть в процессе по каждому ребенку. У меня есть многодетные семьи, там по 5-6 детей, со всеми я занимаюсь музыкой и вижу, что каждому нужно разное и к каждому ребенку должен быть свой подход. Одному требуется личное пространство и надо давать ему скучать. Другого надо сильно загружать. Поэтому я не могу дать одной общей для всех рекомендации. Единственное общее правило, которое я вывела для всех, — нужно дружить с ребенком. Ребенок не будет учиться у того, кто ему не нравится. Любой воспитатель, преподаватель, родитель должен найти основание для дружбы, взаимной приязни. Бывает, ребенок настолько уставший, что я говорю: «Пойдем сегодня гулять!». Лучше мы 90% занятия проведем в парке, но за 10% времени эффективно разучим новое произведение. И на следующем занятии эта пропорция уже будет другой. У нас всех бывают дни, когда не хочется идти на работу. А маленький человек слабее взрослого. Нужно это учитывать.

— Здорово, если родители это понимают.

— Я им объясняю. На каком основании ребенок будет играть мне, если ему не хочется? Пока он маленький и не понимает, зачем ему в жизни гаммы и арпеджио, он делает это для меня или для родителей, потому что мы ему нравимся. Дети занимаются, только если ты вкладываешь в них время, шутишь с ними, играешь. Поэтому когда у моего ученика неприятности в школе, он рыдает, или наоборот, радостный хочет показать мне свои игрушки, я всегда иду ему навстречу.

— Вы дружили с мамой в детстве, несмотря ни на что?

— По-настоящему мы стали дружить, когда я пошла в училище. Мама тогда посмотрела на меня другими глазами. Мне кажется, изначально ей не хватало ко мне уважения, она не относилась ко мне маленькой, как к отдельному человеку. В самом раннем детстве дружбы с мамой не хватало. Такой, знаете, бесшабашности: «Давай прогуляем урок!». Думаю, изредка, раз в полгода такой срыв шаблона многое дает. У меня этого не было, но хорошо, что у нас было время все переосмыслить.

А потом вдруг в какой-то момент мама начала меняться — уже под моим влиянием. Она стала менее строгой и более терпеливой, они смеялись и играли с детьми, ставили эксперименты. Она начала давать ученикам джаз и композицию.

Последние пять лет мы были совсем на одной волне. Мы были коллегами в полном смысле этого слова. Она продюсировала мой альбом «Путешествие души», и я маму оценила заново много раз, перестала сопротивляться и стала по-настоящему заново учиться у нее. Мама не переставала меня удивлять до конца жизни. Например, я звоню и рассказываю, что готовлю концерт к Halloween, и мне нужно сыграть готическую классическую музыку. И мама вдруг сходу выдает мне огромный список произведений, которые я до этого никогда не слышала. При этом моя мама всю жизнь прожила в Желтых Водах, гуглом пользоваться не умела. Все это было у нее в голове всю жизнь, просто я не готова была слушать. Она была человеком огромных культурных энциклопедических знаний. Я могла бы еще многому учиться у нее, если бы жизнь не распорядилась иначе.

— Я часто думаю о том, что мир вперед двигают талантливые невротики. Должна быть боль внутри, чтобы идти вперед. Как вы считаете, это так?

— Абсолютно согласна. Я человек беспокойный, для меня счастье состоит в движении. Я постоянно в каких-то проектах, это часто лишает меня сна, но я как акула: утонет, как только замрет. Как психолог и коуч я понимаю, что внутри каждого человека есть разные части. Какую-то часть меня сейчас это делает счастливой. А через год, может, буду счастлива совсем другим способом.

Беседовала Наталья Склярова