Валерий Лаврусь. Синие Горы. Рассказ

…В аэропорт меня отвезла Галя Резанова с дочкой Викторией. Вика нам даже бананового печенья напекла в дорогу. Доехали быстро, по платнику. Припарковались и пошли сдавать багаж. У стоек регистрации нашелся Дима, он уже выбрался из гостиницы при аэропорте и переделал все дела.

Багаж я сдал. С этим багажом вообще отдельная история. Хотел повысить вес с 23-х до 30 кг, не впервой, но вдруг выяснилось, что повышение веса в Аэрофлоте обходится дороже, чем второе место, сто против сорока евро. Странная политика, ей-богу...

Багаж сдал, и мы забурились в «Шоколадницу» пить кофе и мыть кости «Семи вершинам», а почему нет? Потом девчонки уехали, а мы пошли в зону вылета...

…Самолёт в Ош приземлился в четыре утра. Багаж у Димки не прилетел. Началось! Оформили документы и поехали в «Ачик Таш» (базовый лагерь пика Ленина). Везли нас на раздолбанном автобусе-мерсе. На подъезде, когда оставалось 34 км, о чём нас уведомил дорожный указатель, стало понятно, почему он такой раздолбанный. Дороги-то на самом деле там нет, и шпарит этот мерс по жуткой грунтовке. Сорок минут, а то и час он вытряхивал из нас троих внутренности. В автобусе с нами ехала самостоятельная девушка Жанна. Самостоятельная в том смысле, что группа у них дикая, без гидов. Жанна догоняла своих, а пока на акклиматизации она надумала прибиться к нам. Но это на усмотрение гида, пусть решает.

Заселились в палатку. Познакомились с гидом. Наташа, 24 года. Она у нас одна на двоих, других раздолбаев до Раздельной нет. (Так и представлялся разговор: «Ты видел этих двух шлангов до Раздельной?» — «Докуда?!» — «Во-во… Люди сами не знают, что ещё придумать… На Раздельную им…») И выделили нам самого молодого гида. Правда, Ирка, которая была на Ленина за две недели до нас с Котляром, писала про Наташу, что встречала её на высоте 6000 с рюкзаком в 25 кг. Впрочем, чего хотеть, Наташа в недалёком прошлом член российской сборной по гребле. Но нас гид успокоила, все рекорды она уже для себя поставила и теперь поведет нас тихо-тихо. Аккуратно-аккуратно…

На обед накормили куриным супом, вполне себе съедобным. Потом гуляли, фотографировали и акклиматизировались. Голова болела умеренно, больше хотелось спать. А вокруг красота! Горы… Ягодки-цветочки… Сурки офигенные, толстые, свистят…

…Будильник разбудил рано, в шесть (по Москве так вообще три ночи). Ночь прошла тяжело, всё время болела голова и не хватало воздуха (как потом выяснилось, не поступал он в палатку, нет там его в избытке).

В семь завтрак (яичница, сыр, колбаса, чай) и — вперёд. Форсировали горный ручей — долго искали переправу — вышли на другую сторону. На той стороне мемориал. Могилы и памятники десантникам, над которыми экспериментировали в 68-м, и девушкам из группы Шатаевой, которая в полном составе погибла летом 1974 года. Восемь девушек. Шторм на 6900. Палатки разметало, теплые вещи унесло. Они умирали в прямом эфире, несколько часов, а спасти их не могли. Мужики выли, но выйти были не способны, ветер сбивал с ног… Мы постояли. Помянули. Вернулись на нашу сторону и пошли к перевалу Путешественников. Погода хорошая, солнце светит ярко, а впереди мощный сверкающий Ленин. И сурки резвятся…

Дошлёпали до Луковой поляны. Вокруг — сплошной лук! Я не пробовал, но Наталья сказала, вполне нормальный съедобный лук. Откуда? Местный?

От поляны вверх шли галсами, временами пропуская лошадей с грузами. В 10:20 уже сидели на перевале. Ниже в сторону гор простиралась земля Санникова. Ей-ей, Санникова. Прямо как в кино. Даже в голове пело про «вечный покой у седых пирамид». Посидели на травке, попили чаю, полюбовались эдельвейсами, первый раз в жизни их видел, и пошли обратно.

Вернулись к обеду. Как обычно к этому времени, на второй день, силы покинули меня. Остаток дня провалялся, как дохлый. Сначала в палатке, но там случилась невыносимая духотища и жара, а потом мы с Димой ушли в «лаунж», в юрту. В юрте хорошо, в юрте в жару прохладно, в холод тепло. Киргиз — молодец, юрту придумал.

Ждали Димкин багаж, ночью он связывался с аэропортовскими, те пообещали найти и загрузить его баул и, вроде бы, уже нашли и уже даже загрузили. Спал сегодня он в моём втором спальнике. (Сразу пригодился! А то все: «на фиг ты второй спальник берёшь…» Надо!) А ещё в обед Наталья объявила, что завтра — в первый лагерь. Я ждал багаж в надежде, что он не приедет и мы отложим выход. Хреново себя чувствовал. И вообще, на фига мы так торопимся? Но багаж, зараза, приехал, хоть уже и в седьмом часу, но приехал, и это не помешало нашему гиду оставить решение о выходе в силе. Значит, завтра первый лагерь. И опять будет болеть голова…

Уже на ночь глядя пошли с Димкой в столовую чая попить и застали там довольно странное мероприятие. Киргизские военные поздравляли узбекско-российскую военную группу, взошедшую на Ленина. Десантники. Снова десантники, никуда без десантников! Сплошные паратруперы, блин… «Лучше ходить вместе в горы, чем стрелять друг в друга!» — говорили они. Кто бы сомневался? Но ведь стреляют!

…Ночь прошла так себе... Утром упаковали баулы и оттащили на пункт сдачи (площадка с весами и конями). У меня 26 кг, очень приятно! Особенно приятно, когда по три доллара за кг. Пошли на завтрак. Наконец-то ел с аппетитом.

В девять нас четверых (меня, Диму, Наташу и Жанну, последнюю с полной выкладкой на 21 кг) отвезли шишигой (ГАЗ-66) на Луковую поляну. Водитель Калмырза долго жал нам руки, три молчаливых шерпа, зачем-то поехавшие с нами, сердечно прощались и фотографировались в обнимку. На память, что ли? На долгую?

От Луковой поляны вышли на взлёт и… Понеслось. Быстро выбрались на Перевал, тут я грешным делом (как потом выяснилось, не я один) подумал, что ещё часок — и мы в первом лагере. Хрен там! Топали мы траверсом горы ещё часа три. Жанна под конец совсем выбилась из сил. Я всё время шел за ней, темп у неё приятный, весьма умеренный, как говорят танзанийские гиды, «поле-поле», и дышится комфортно, а заодно я немного страховал девушку. За час до выхода к лагерю высказал ей, что это не самый удачный ход, тащить всю свою снарягу и задерживать команду. Девушка сделала вид, что не поняла.

В половине второго вышли к лагерю. Как вновь прибывших нас накормили знаменитым жёлтым супом, которым так пугала Ирка: «Он жирный! — рассказывала она, округлив глаза. — Представляешь, и так тошно, а тут жирный суп, жёлтый… бе-е-е…». Оказалось — обычная овощная чечевичная похлёбка. Вполне съедобная… И не жирная. Пресная. Но после перехода всё равно не лезла.

Заселились в такую же большую палатку, как и в базовом лагере. Переоделись и с мыслями, что горняшку нужно переживать активно, пошли прогуляться. А гулять-то и негде! Несколько раз из свинцового неба начинала сыпать снежная крупа. От ледника тонким ручейком текли восходители. Ленин кутался в облаках. Похоже, начинался обещанный катаклизм. Наталья, которая до того собиралась нас акклиматизировать на пике Юхина (5100), сказала, что ночёвки на вершине не будет, её друг и крутой гид Володя Лямин скорректировал нам планы. Завтра просто сходим на Юхина.

На ужин дали тушёное мясо и овощи. В пище присутствовали специфические корейские специи, но есть было можно. А дальше — посмотрим.

После ужина черт меня дёрнул завести душеспасительную беседу с Жанной. Я правильно угадал, девушка раньше верила. Верила, да разуверились. Беда. Пока сокрушался, пока сожалел, пока приводил аргументы… она мне влепила: «Я слышала, на старость… ну, перед смертью… все становятся верующими, да?..» Я поёжился… Спасибо, Жанна, прояснила дураку старому смысл жизни. А я-то думал, чего это я? На том и закончили «леригиозные» прения.

Перед закатом в последних лучах наконец высветился Ленин. Офигенное, колоссальное зрелище. Горы… Огромные… Голубые… Даже синие… Налюбовавшись, наелись таблеток от головы (или для головы?) и забрались в спальники.

Господи, я вот давно хочу Тебя спросить: а всё-таки чё мы тут? Нет, понятно, что сами, но всё же?..

…Хотел манкировать своими памятными днями и датами, но Димка где-то в интернете нарыл про мой день рождения и уже на завтраке всем громогласно объявил. Мерзавец! Но приятно…

Ночь прошла тяжело. Голова снова болела. Слишком быстро мы идём вверх. Торопимся… Пытаемся обмануть погоду. Как результат — не успеваем акклиматизироваться. Вот сегодня: не успели прийти, и на тебе! на пик Юхина пожалуйте, а я что-то за ночь совсем не подготовился к 5000.

Шли галсами по сыпухе. На половине горы я стал вырубаться. Наташа взяла с собой докторшу, наверное, чтоб оценить: сразу нас пристрелить или погодить, чтобы помучились. Ну док и оценила. Проверила оксигенацию, пульс. Как ни странно, мои параметры объективного контроля немногим отличались от остальных. Значит, ещё помучаюсь...

В общей сложности часа за три дотопали. Коллеги, сговорившись, устроили мне торжественный подъем, пропустив вперёд, и на вершину я, картинно раскинув руки, вышел первым. А там ещё одна команда. А Димка и им уже успел рассказать про мой день рождения, юбилей и дату. (Когда успел?) И они кинулись меня поздравлять. «На 5000 в 55…» — повторяли они, трясли мою руку и цокали, дескать, во как круто… Да не круто! Нет. Вот если бы на 7000 в 77 или на 8000 в 88! А так… Они ушли, пришла двойка, те тоже откуда-то уже всё знали и в качестве подарка вручили мне бутерброд с салом. Что может быть в горах прекраснее бутерброда с салом? Ни-че-го!

На вершине сидели около часа, а потом по сыпухе «лифтом» спустились к подножию (пару раз кувыркнулся, вся задница в синяках).

От обеда повара оставили нам борща. Я его с дареным бутером и навернул.

А после обеда вдруг снова поплохело, и я отправился к докторше. Она снова смерила мне оксигенацию и прописала диакарб. Выпил и завалился спать. К ужину был уже боль-мене, купил бутылку коньяка и бутылку колы. День рождения же. В качестве приглашённых: трое наших плюс Валера Мясоедов (гид «Семи Вершин», Димка с ним ходил на Аконкагуа), испанцы Валеры и примкнувшие к нам сербы... Повара изготовили торт, сербы орали «Здраво!», кто мог пить коньяк — пил (выпили аж полбутылки), кто не мог — хлестал колу. Круто получилось. Никогда у меня ещё не было такого дня рождения.

Вечером решили, что завтра выходной. Устроим небольшую тренировку с веревками, и всё, тем более погода испортилась окончательно, полил дождь. Эх… Акклиматизацию бы нам... Акклиматизацию… А может, не пойдём? А? В связи с погодой?.. Прогноз-то говно… Сколько там метров в секунду… Снег… И температура… Господи… Ты прости нас… Может, дашь знак, может, нам не надо?..

...Бестолковый день!

После завтрака вышли подержать веревки в руках. Наталья не стала заморачиваться, показав только основы, Жанна помогала, а я между делом придумал отдать фотоаппарат Наталье, кто-то же должен делать снимки для истории.

В продолжении дня сложили и взвесили вещи до второго лагеря, не самим же тащить, и для Жанны тоже взвесили. Команда мы или не команда? Цена груза во второй лагерь уже аж шесть долларов за кг! Ну, если сами не способны…

Вечером звонил любимой, Валико. Послушал поздравления, спросил про внучку и котов, узнал про мерзкую погоду в Москве… Слава Богу, всё без перемен. И погода такая же мерзкая. Внучка жива-здорова, коты тоже…

После ужина — ранний отбой. Подъем в три, выход в четыре.

Ох, Господи, Господи…

…Ночью в соседней палатке бу́хала Жанна. Нехороший у неё кашель. Очень… Поэтому поднялись в два — всё равно сна нет. Экипировались. Зацепили пару ложек каши, глотнули чаю и... Тронулись. После первого моренного холмика Жанна запросилась передохнуть. Дышала она как рыба, выброшенная из воды. После второго холмика стало понятно, что девушка серьёзно больна, уж очень сильная одышка. И Наташа развернула Жанну. «Нечего геройствовать!» А мы пошлёпали дальше.

Совсем вкратце описать подъём невозможно. Вроде поначалу всё шло нормально. Умеренный наклон, умеренный ветер… Но потом, на так называемом зигзаге, как-то скачком стало трудно. Появились трещины, перила, жумары... Потом стало ещё труднее. Потом совсем трудно. Потом — почти невозможно! К «сковородке» выползали с трудом. «Сковородка», на которой все плавятся (солнце там — как в вогнутом зеркале), меня не впечатлила. Зато впечатлил взлёт перед вторым лагерем. Он небольшой… Но ёкарный же бабай!

Вползли в лагерь. 5200 (или 5300, или 5400, или хрен знает там сколько). Присели прямо на камни. Дежурный по второму лагерю добрый человек Таня принесла травяного чая. Ожить не ожили, но до палатки доползли. Ещё через час перетаскал свои вещи из баула, сам баул я даже не пытался поднять, а его на эту чёртову высоту притащил какой-то портер.

«Пока ходил туда-сюда, вспоминал Юлю Морозову, как ей было хреново в Хоромбо на Килиманджаро, как она жаловалась: «Палыч, сходила пописать — чуть не померла», а были мы только на 3720, а теперь 5200 (или 5300, или 5400, или хрен знает сколько)»

К шести озаботились едой. Не то чтобы хотелось есть, но как-то кормить «скафандры» надо. У нас с собой чудо-горелки и кривые руки, а ещё неутихающий ветер, который начал нас доканывать на Горе, а во втором лагере он уже в хулиганском кураже начисто распорол Димкину палатку и закинул в пропасть ещё чью-то. И ничего с горелками у нас не получилось. Придумали: доплатим дежурной Тане, пусть она нам воду кипятит. Пока то, чего с грехом пополам накипятили, использовали на кашу и чай. Поели через силу и расползлись по палаткам. Наталья провела сеанс связи с первым лагерем и сообщила, что у Жанны начинался отёк лёгких, вовремя мы её развернули, сейчас её срочно отправляют вниз. Однако…

А сучий ветер всё никак не утихал, и даже наоборот, разгуливался всё больше. А завтра Раздельная. Раздельная завтра! Слышишь меня, «скафандр»! Раздельная — и 6130! Готов?! Не готов… И прогноз говно… Как-то мы бежали от прогноза этого, бежали и забежали в самую задницу. Но красота-а-а-а… Скажи мне, Господи, как Ты сотворил всю эту красоту?

…На удивление хорошо спалось. Как-то даже слишком, с удовольствием. Треплет палатку ветер, лежишь в двух спальниках — и хорошо, тепло, даже голова вроде не болит. За ночь лишь один раз выползал до ветру. Занятие это рискованное, весь второй лагерь на крутом сыпушном склоне, того гляди навернёшься. Когда-то давно палатки ставили прямо на леднике, но после 90-го, когда лавина снесла лагерь и похоронила сорок человек, начали ставить на «плечо».

В шесть случился подъем. Пора на Раздельную. Я выбрался из спальника, и тут выяснилось, что сил-то у меня и нет. Не акклиматизировался я, блин! Нет сил, и всё тут! Но я всё равно взялся собираться. Долго одевался, копался, мои прям извелись ждать меня на ветру. Наконец после сорока минут облачения, ботинки и кошки надевал минут пятнадцать, насилу добрался к своим тремя палатками выше и доложил, что вот лично я никуда не иду, потому как степень неадекватности у меня зашкаливает, я не могу отличить ледоруб от палки. Наташа не стала уговаривать, вид у меня был красноречивый, она просто сказала: «Наверное, ВП, вы достигли сегодняшней своей высоты… Оставайтесь». Димка стоял молча. Недоволен был Димка. Извини, брат.

Вернулся в палатку. Вполз в неё головой, а ноги в ботинках и кошках оставил снаружи, сил снять кошки нет. Пока лежал — прислушивался, угрызает меня совесть или не угрызает? Не ощущалось. И правильно! Попробовала бы погрызть...

Через два часа, когда я уже переоделся в «домашнее», вернулись мои. Они поднялись на высоту Эльбруса, на 5600, и свалились, до третьего лагеря они не дошли. Сдуло их.

Остаток дня прошел бездарно. Наталья, как вернулась, завалилась в спальник. Дима тоже ушел в свою палатку, правда, перед этим организовал нагрев чая у Тани в размере трёх термосов в сутки. Спасибо тебе, Дима! Теперь мы с горячей водой.

Ближе к обеду в лагерь пришла большая группа: мексиканцы и французы. У французов ветер сразу, без объявления войны, скинул палатку в трещину. Так они там и просидели в своих крутых эверестовских комбезах до вечера. Куда потом делись, я не отследил. А с мексиканцем мне даже удалось поговорить. «Hello, Mexica! — крикнул я. — How are you?» «Fine!» — отвечал сумасшедший латиноамериканец (нормальные латиноамериканцы поют и танцуют песни, а не сидят на ветру в горах). Содержательный разговор у нас вышел. А оно всегда так, на 5200-ти (или на 5300, или на 5400, или на хрен его знает скольки).

Бездарно прошел день.

Незаметно стало темнеть, горы посинели глубже, ветер на время утих. В семь лагерь отбился. Я лежал в двух спальниках и слушал, как в тишине за тканью палатки бесшумно падает снег…

…Всю ночь мексиканец бу́хал в соседней палатке, точно как Жанна перед выходом. Что, и у него отёк, что ли? Какая сложная Гора. А у меня дыхание Чейна-Стокса. Это когда просыпаешься в холодном поту, потому что забыл, как дышать. А название симптомов сказала вчера знакомая Дмитрия Маша. Маша врач, психотерапевт. Я как узнал, что она психотерапевт, кинулся пытать: вот на хрен мы ходим в горы? Она мялась… мялась… и выдала теорию скрытого гедонизма. Суть в том, что нам всем уже всё надоело, уже все пресытились, и от этого лезем в какую-нибудь очередную особую задницу, особо высокую (или глубокую), рискуем там, находя себе приключений, уже на свою собственную задницу. А когда выбираемся — к нам на время возвращается вкус к жизни. Перчика нам не хватает, соли… Была бы война, хрен бы кто полез по доброй воле. По-русски говоря: зажрались! М-да…

От этих нерадостных мыслей, от Чейна и Стокса, от кашля мексиканца, от задувания ветра (после заката он снова взялся безобразничать) и беспрерывной снежной крупы, барабанящей по палатке (тихий снежок тоже закончился), пришли сны — тягучие, удушливые, страшные, а с ними и знакомый человек в чёрном, он уже приходил ко мне на Казбеке. Сейчас он сказал: каждому человеку на определенный момент жизни назначен свой псалом, тебе — 138-й. Тринадцать и восемь. Запомнил? Тринадцать и восемь. Не тринадцать и семь, а… Я принялся канючить, почему 138-й (я по кислородной недостаточности слов-то из него совсем не помню), всё время тринадцать и восемь, и день рождения 13-го 8-го, и… но человек был неумолим, он вздымал руки, поднимал голову и грозил пальцем. А я опять канючил… А он…

Я промучился до пяти, пытаясь выяснить, «почему же 138-й?», а потом, устав бороться со Стоксом и Чейном, с чёрным человеком и своим скрытым гедонизмом, поднялся и стал собираться вниз.

…Мы бежали через «сковородку», а гид подгоняла нас… гид гнала нас… Снега выпало много, и на «сковородку» вот-вот могла сойти лавина, они тут частые гости, такая в конце прошлого века убила здесь сразу сорок человек и в прошлом году двоих. Дорога через «сковородку» имеет профиль гиперболы, сначала вниз, потом немного вверх, перепады небольшие, но сдохнуть хочется сильно. Перевалили край «сковородки», упали на снег, судорожно отдышались и двинулись вниз.

Идти даже вниз в тяжелых альпинистских ботинках, в кошках в связке тяжело. Через трещины ещё тяжелее. При порывистом ветре совсем херово. Пять часов! Уже на подходе к лагерю встретили легендарного Славу Тополя. Слава стоял и задумчиво взирал на Гору. Этот Тополь носит в третий лагерь, на 6130, в любую погоду из первого лагеря грузы под 60 кг, а спускается на горных лыжах. Мне про него в пятнадцатом ещё Кот рассказывал. Потом и другие. Всегда хотелось увидеть живую легенду, а тут ещё и познакомиться довелось. Нашу Наташу знают и уважают даже такие знаменитости, как Слава (чего удивляться? Наташа наша в прошлом призёр европейского чемпионата). Я осторожно поинтересовался у Славы, а чем он занимается в свободное от переноса тяжестей время? «Дело у меня… — отвечал Слава. — Бизнес. Носил я, носил... Денег стало много. И я открыл прокат на берегу Иссык-Куля. Снегоходы. Юрты. Лыжи… Горы же. Снег же. Родное всё». Слава улыбнулся, запахнул куртку и, пожав нам руки, направился в соседний лагерь, бородатый, худой, в шортах и сланцах на босых, загоревших дочерна ногах. А мы побрели в свой.

Надо же. Сподобился. Самого Славу Тополя повстречал. Я вдруг вспомнил, что не сделал с легендой фотографии, но тут же мысленно махнул рукой, перед закрытыми глазами давно маячила литровая бутылка кока-колы. Какой такой Слава? Пить! Пить хочется! Калорийно!

В лагерь пришли к обеду. Первым делом напились колы, потом переоделись, пообедали, купили интернет, и тут нас начали пинать: мол, ждать вас с багажом до базового лагеря никто не будет, мол, как хотите, так потом сами и добирайтесь... Да ёкарный же бабай! Что значит, как хотим? Да мы… Да они… И все забегали, засуетились. Наконец отправили багаж. А потом обнялись со всеми, расцеловались — своими же стали за два месяца…

Что? Не два? А сколько? Только четыре дня прошло? Да ладно! А показалось, полгода…

Обнялись, значит, расцеловались и отправились.

Дорога в базовый лагерь безумно красива. И идти её нужно не спеша. Вкушая. Смакуя. Разглядывая акварелевые горы. Примечая весёлых разноцветных птичек (на высоте одни галки и вороны). Радуясь одуванчикам и прочим цветочкам. Но нам было не до этого. 14 км предгорий в бодром темпе, до полного изнеможения перед перевалом Путешественников. И неясно: стоило ли торопиться? Псалом я мог бы и в первом лагере посмотреть…

Уже за Перевалом нас обогнала кавалькада, русского туриста везли с Горы с отёком головного мозга. «Это очень страшно?» — спрашивал Дима, провожая взглядом кавалькаду. «Не очень, — отвечал я. — Его вовремя сняли». «Но херово ему будет дней десять, не меньше», — вздыхая добавила Наташа.

Зато сусликам всё нипочём! Отёк мозга… Какого такого мозга? Сусликов беспокоило только то, что рядом с кавалькадой крутилась большая собака, остальное их не волновало.

На Луковой поляне нас уже ждал старый Калмырза на шишиге. «Наташка! — распахнул он объятия, увидав нас. — Ты снова всех живыми привела! Ты хитрый, Наташка, — погрозил он чёрным корявыми пальцем, — ты слово знаешь». В кунг шишиги уже под завязку набились вездесущие сербы. Ввалились и мы, Калмырза закрыл дверь и на полчаса обеспечил нам интенсивное перемешивание мозгов. Больше перемешивать было нечего — внутренности были давно пусты.

«Кофейку попью!» — крикнул я Диме, спрыгивая из кунга и подхватывая рюкзак.

Ну наконец-то! Наконец интернет... Безлимит! Сейчас я узнаю, что это за зверь: 138-й псалом. Сейчас… Я размешал сахар в кофе и набрал в поиске…

…«Палыч, Палыч, ты чего, плачешь, что ли? Дошли же, Палыч! Ты чего?» — Димка тряс меня за плечо.

Дошли. И я не плакал. Слёзы лились сами собой.

А лились они потому, что Он ответил мне.

Ты! Ты ответил мне ничтожному. «Куда пойду от Духа Твоего и от лица Твоего куда убегу? Взойду ли на небо — Ты там; сойду ли в преисподнюю — и там Ты. Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря — и там рука Твоя поведет меня, и удержит меня десница Твоя». Я шел спросить: «Зачем мы здесь?», Тебя спросить, Ты ответа не дал, но Ты пожалел и успокоил меня, Упование моё, Господь Бог мой. Как маленького. Как глупенького.

***

Вечером в базовый лагерь приехала Жанна. Как ни в чём не бывало она после обнимашек объявила, что хочет снова идти на Ленина. Насилу отговорили. А на следующий день мы с Димой уехали в Ош. Проболтались там три дня до самолёта, а потом я вернулся в Москву, а Дмитрий отправился дальше, в Терскол, где за пару дней влёгкую забежал на Восточный Эльбрус, наконец-то проявилась акклиматизация. Жанна, оставшись в Ачик Таше, кажется, вы́ходила все четырёхтысячники в округе: пик Петровского, ледовую четвёрку на Муса Джалиля, снова перевал Путешественников. Героический у нас человек — Жанна... Наташа в ту же ночь, как мы вернулись в Ош, улетела к себе в Питер, а потом сразу на Камчатку.

Вот, пожалуй, и всё. Хотя нет, в Оше я встретил замечательного человека. Впрочем… это уже совсем другая история.

***

…Маленький мальчик стоит на стуле у окна и грустно смотрит на тёмную зимнюю улицу. Мамы дома нет, мамы давно нет, и мальчик уже не помнит, когда её не стало. Папы тоже нет, хотя стрелки на часах уже так и так, а значит, папа давно должен был прийти, но его всё нет и нет. Мальчик вздыхает. Папа запретил ему выходить из дома одному, но большая стрелка на часах уже даже так, а папы всё нет. Мальчик снова вздыхает, слазит со стула и идёт надевать теплые штаны и свитер, потом он наматывает шарф, натягивает куртку, шапку и берется за ботинки. С ботинками всегда одно и то же, нужно разобраться, на какую ногу какой, и это совсем непросто. А ещё противные шнурки. Но в этот раз всё получается как нельзя лучше. Ноги и ботинки на правильных местах, и шнурки напутаны аккуратно — залюбуешься! Мальчик поднимается, выходит в коридор и захлопывает дверь. «Ключи!» — выпрыгивает в голове, но он тут же отмахивается от глупой мысли, с папой они всё откроют в самом лучшем виде, папа всё может, вот увидите!

Мальчик бредёт к автобусной остановке, а мимо пробегают суетные и беспокойные люди, конец рабочего дня, и все торопятся домой, к своим мальчикам и девочкам.

Номер первый, помнит мальчик про автобус, номер первый, «единица» — это такая цифра, которая на циферблате следует сразу за двумя самыми верхними, впрочем, в тех двух тоже она есть. Автобус подходит, и мальчик садится в него. Остановка «Синие Горы», припоминает мальчик, он смотрит на бегущую строку в автобусе и тяжко вздыхает, придётся внимательно слушать…

Он проехал свою остановку, отвлёкся и проехал, а когда спохватился, то понял, что не знает, где он. Ринулся из автобуса и вывалился в тёмную снежную тишину. Вокруг ни души, лишь одинокий фонарь освещает автобусную остановку.

Надо перейти на ту сторону, решает мальчик, но спохватывается, а вдруг он поторопился и выскочил раньше? Не доехал? Он растерянно оглядывается, что делать, он не знает, губы начинают предательски дрожать, и он плачет. Плачет горько, и оттого, что у него нет мамы, и оттого, что папа вовремя не вернулся, и оттого, что не знает, куда идти и что делать.

«Ты чего плачешь?» — спросил его незнакомый мужчина в странном длинном чёрном одеянии.

«Я заблудился», — шмыгнул носом мальчик.

Мужчина отвёл его на остановку «Синие Горы», она оказалась предыдущей и была совсем недалеко, а потом они вместе отыскали папу.

«Зачем же ты ушёл из дома?! — Отец, присев на корточки, ощупывает сына. — Говорил же: нельзя одному уходить!»

«Тебя так долго не было... — насупившись оправдывается мальчик. — Мне было страшно! Ты не пришёл, когда стрелки на часах были так и так. Почему ты не пришёл?»

Отец какое-то время молча смотрит на сына: «Извини, — говорит он и с любовью гладит мальчика по голове. — Я задержался… Так получилось».

«Пап. — Мальчик вдруг испуганно вскидывает голову на отца. — Пап. А ты не будешь ругаться, что я ушел из дома?»

Отец ещё раз проводит рукой по вихрастой голове сына и, улыбаясь, говорит:

«Нет конечно. Ты же ушёл искать меня…»

Август 2019

Базовый лагерь «Ачик-Таш», Лагерь №1, Лагерь №2,

Памир, подножие пика Ленина — Москва — Долгопрудный

ПСАЛОМ 138 (фрагмент, синодальный перевод)

Господи! Ты испытал меня и знаешь.

Ты знаешь, когда я сажусь и когда встаю; Ты разумеешь помышления мои издали.

Иду ли я, отдыхаю ли — Ты окружаешь меня, и все пути мои известны Тебе.

Ещё нет слова на языке моём — Ты, Господи, уже знаешь его совершенно.

Сзади и спереди Ты объемлешь меня и полагаешь на мне руку Твою.

Дивно для меня ведение [Твоё] — высоко, не могу постигнуть его!

Куда пойду от Духа Твоего и от лица Твоего куда убегу?

Взойду ли на небо — Ты там; сойду ли в преисподнюю — и там Ты.

Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря — и там рука Твоя поведет меня, и удержит меня десница Твоя.

Скажу ли: «может быть, тьма скроет меня, и свет вокруг меня сделается ночью»;

но и тьма не затмит от Тебя, и ночь светла, как день: как тьма, так и свет.

Ибо Ты устроил внутренности мои и соткал меня во чреве матери моей.

Славлю Тебя, потому что я дивно устроен. Дивны дела Твои, и душа моя вполне сознает это…

 *******

"Валерий Лаврусь, писатель, путешественник, горный турист. 17 лет прожил на Севере. Член Московской городской организации Союза писателей России (МГО СП). Начал писать в 1998 году. Дипломант Международного конкурса им. П. П. Ершова (2016 г.) за книгу «Очень Крайний Север», дипломант Литературного конкурса МГО СП и НП «Литературная республика» в номинации «Публицистика» «Лучшая книга 2014—2016» за книгу «Очень странная история».

Автор серии книг о горах «В горы после пятидесяти» («Эльбрус. Дневник восхождения», «Домбай. С мыслью о Килиманджаро». «Килиманджаро. С женщиной в горы», Эльбрус-2016. Удачное восхождение», «Гималаи. Добрый пастырь Вовка Котляр», «Казбек. Больше, чем горы»). Все книги серии имеют аудио-версии.

С книгами Валерий можно познакомиться на сайтах Ridero.ru, Litres.ru, AMAZON.COM. Электронные версии книг – условно бесплатны, это твёрдое убеждение Валерия, который считает, что информация цены не имеет."

Ссылки на книги Валерия Лавруся

https://ridero.ru/author/lavrus_valerii_moydz/

https://www.litres.ru/valeriy-lavrus/