2016, Февраль, 6

Но время шло, и дело надо было делать. Утвердили две вспомогательные группы. Я попал в команду Виктора Пастуха вместе с Володей Каратаевым, Ринатом Хайбулиным и Мишей Можаевым. Наша задача была – пройти по центральной ветке, доделать её и пятый лагерь и, если будет всё хорошо, сделать восхождение на Главную вершину. К тому времени я пролечился пятью уколами на рассасывание кровоизлияния и ста таблетками на укрепление стенок сосудов. Доктор дал добро и выпустил на выход при условии – как можно раньше включить кислород и после достижения вершины сразу же вниз.

Часть 1

Часть 2

По плану наша группа вышла первой. Шли, минуя первый лагерь, сразу во второй, это стало нормой. Вечером в палатке разговорились, кто, о чём мечтает. Я сказал, что хотел бы сходить на вершину без кислорода. Витя напомнил, что у меня предписание. – «Да, я несу с собой баллон кислорода и в случае ухудшения самочувствия сразу же им воспользуюсь. Группа из-за меня не будет страдать, я буду работать также как и все». – Виктор сам врач, всё прекрасно понимал, но у него были более свободные взгляды на происходящее. Без кислорода решил идти и Ринат.

До третьего лагеря добрались в одном режиме. Посоветовавшись, решили на следующий день идти сразу же в пятый лагерь, это было по силам. Вышли рано утром и в хороший мороз, много снимал фото и из-за этого стал отставать, так как всё не просто. Надо было остановиться, снять рюкзак, снять рукавицы, достать фотоаппарат, сфотографировать, всё снова спрятать и ещё сделать 50 махов руками, по-другому не получалось. А ребята тем временем шли, никто не ждал, но вот где-то на переходе через четырёхметровую трещину я их догнал. И этот рваный темп ничего хорошего не сулил. Через трещину были натянуты две горизонтальные веревки и по ним надо было ползти, а внизу метров двадцать. Пока каждый организовывался, время шло и движение стопорилось. Дальше был широкий кулуар вплоть до пятого лагеря, который был поставлен под самыми скалами. В четвёртом забрали кислород, карематы, как планировалось. С большим грузом и без кислорода шлось очень тяжко. Кто шёл с кислородом двигались резвее, уже темнело, а мы с Ринатом болтались вдвоём сзади на перилах. Он уже плюнул на всё, надел маску, но глядя на меня, снова спрятал. На фоне темнеющего неба было видно, как ребята начали ставить палатку.

Сейчас я уже определённо могу сказать, что всё дело в темпе. Если бы мы с Ринатом шли своим темпом, а не гнались бы за впередиидущими, то было бы все нормально. И надо ходить, при равной группе, или всем с кислородом, или всем без кислорода.

Пришли мы часа через полтора после первых. Оказалось, что лагеря как такового и не было, заново пришлось делать площадку, ставить палатку. Было тесно, все были одеты, поели, расположились спать. Ноги полусогнуты, тело затекало от одной позы, которую сменить было невозможно. Надо было или положить ноги на лицо другого, или просто сесть, получался не сон, а мучение. Все спали с кислородом с подачей 0,5 литра кислорода в минуту, а я без кислорода. Хотел быть в своём порыве, идти без кислорода, абсолютно «чистым».

Утром решили так – «кислородники» идут «крест», то есть, с перемычки направо, на Среднюю вершину, а затем налево, на Главную, а мы с Ринатом как получится. Где-то с 9.00 до 10.00 вышли все, снега на скалах было мало, шли в кошках, меня шатало как пьяного. На каждый шаг –два останавливался и «думал», впереди маячил Ринат. Когда мы подошли на перемычку, то ребята уже спускались со Средней, там было недолго. И тут меня осенило, что я могу вообще лишиться горы из-за своих амбиций, потому как был уговор идти до 14.00 и после этого поворот вниз. Мужики, сходя на вершину, не стали бы ждать долго меня на спуске, дело было к вечеру и безопасность могла быть под угрозой. Я принял волевое решение, достал баллон, надел маску, а Ринат бросил рюкзак с баллоном на перемычке.

Не скажу, что мне полегчало, был такой же угнетающий надрыв, но визуально я стал идти вровень с ребятами, значит темп вырос. Медленно, но мы продвигались к цели, стали мелькать мысли, что это фантастика, что я здесь и почти на вершине. Вершинный купол – это метров двести скал 2-3 категории трудности, припорошенных снегом. Лезли и вдруг, как-то без эмоций, увидел мёртвое тело гуся, видно не смогшего перелететь этот барьер. Володя стоял уже на вершине, а нам ещё надо было немного, и перед самым выходом наверх, он вдруг быстро стал спускаться вниз, «промычал» ему в маску, но он не отозвался.

Вышли на вершину, сняли маски, поздравили друг друга, обнялись. Было тепло, не было сильного ветра, видимости тоже, так, чуть-чуть. Сфотографировались и связались по рации с базовым лагерем. Оттуда поздравили и потребовали описать обстановку, это было необходимое условие. На вершине стоял красно-белый шест, оставленный в 1984 году японцами, расписались на нём, я оставил вымпел Саратова, взял несколько камней.

Взглянул вниз, Ринат сидел, откинувшись на скалу, и вдруг встал, и пошёл обратно, а за ним Володя, догнал и отдал ему свой кислород. Ринат двинулся вверх, когда повстречались, сказал, что выдохся без кислорода, с баллоном лучше. В голове мелькнула мысль – «А не попробовать ли сходить на Среднюю вершину» - но оставил её до момента прихода на перемычку. Тяги особой не было, желанный кислород не помогал так, как хотелось бы. Сказывалась нагрузка, кислородная задолженность, темп был выше, но также была и одышка, и после нескольких шагов останавливался и приходил в себя.

По плану хотели в этот же день спуститься в третий лагерь. Время было уже два часа дня, резвости не было, поэтому мысль о Средней отошла сама собой. Настраивал себя на том, что без кислорода до 8400 метров прекрасно, да плюс моя ситуация с глазом. Все «скатились» по перилам до пятого лагеря, забрали личное, а лагерь оставили траверсантам для подстраховки. По возможности её должна была забрать группа Сергея Арсентьева. Наверху было ещё светло, а внизу чернел уже вечер, и заметно холодало. По перилам через четырёхметровую трещину пришлось перебираться без рукавиц. Миша Можаев попросил подтянуть его рюкзак, я ухватился за карабин и в результате всего этого пальцы потеряли чувствительность. 300 раз махал руками, но это ничего не дало, оказалось мало, пальцы не отошли. Конечно, надо было махать до появления результата, но надо было, и двигаться дальше. Уже в палатке появились на пальцах волдыри, это собственно единственное отморожение было у меня за всё время экспедиции.

К палаткам в третьем лагере подошли уже затемно, тропу занесло, и боялись проскочить. На следующий день спустились в базовый лагерь. Хотелось отдохнуть, но руководство гнало вниз, так как есть, было, нечего, и я решил спускаться, а ребята остались. Была ещё одна причина, по которой я пошёл вниз. В этой кутерьме напряжения я где-то здорово переохладился и схватил, третий раз по жизни, рецидив воспаления простатита. Я шёл вниз с двумя моментами, с чувством удовлетворения сделанного на горе и с чувством дискомфорта в теле. Догнал по дороге Володю Воскобойникова, нашего шеф-повара, к вечеру дошли до Рамзе. Там местный «малый» уже организовал лавку, моментально сориентировавшись и для нашей экспедиции, и для всех треккингистов, для которых этот район был закрыт 20 лет по политическим мотивам.

В Тсераме, в зеленой зоне, узнали, что четвёрка – Ефимов, Чёрный, Карпенко и шерп Бабу решили подняться на Главную вершину и уже находились в пятом лагере. Но сходили трое, Мысловский не разрешил Валере. Парня буквально подменили, и, хотя у меня к нему было особое отношение, было очень не уютно смотреть ему в глаза. А для шерпа Бабу эта экспедиция стала «золотым началом» его восходительской карьеры, он после побывал 10 раз на Эвересте. Это восхождение его буквально моментально вознесло, в каждой деревне он сидел на возвышении в позе Будды, а все остальные внимали его рассказам. А вообще «шерпаки» нас разочаровали, максимально двое занесли груз в третий лагерь. Или мы их «задавили», когда брали груза больше и шли быстрее, или просто нам достались не самые сильные. Постоянно было «напряжение», то они сожгли спальники примусом, то у них болело ухо, то бок, то они требовали денег. На острие «атаки» был Ефимов, дело доходило до мордобойства. Ну, а когда они в высотных лагерях спали в наших спальниках, то после вообще был «атас», запах от них был непереносим! И хотя они сейчас проявляют чудеса выносливости, предубеждение осталось.

Когда все спустились, то состоялся разбор восхождения. Это было лихо и круто, даже не ожидал, что все выскажутся как на духу, предъявят друг к другу всевозможные претензии. Но в тот момент витал уже другой вопрос – «Как оценят наш труд?» По-моему, Василий Елагин, публично высказал мысль о футбольном принципе – «Гол и победа у всей команды». Результат был потрясающий – 28 восходителей, 49 человеко-восхождений, 85 вершино-пребываний. Но на всё это можно было по-разному посмотреть. Хорошо, что наше руководство думало также и донесло эту мысль вышестоящему руководству. Все были отмечены и достойно. Ещё на треккинге, Эдуард Викентьевич, произнёс тост на День Советской армии – «За победу над горой и чтобы после экспедиции никто не держал ни на кого обид, памятуя видимо эверестовскую экспедицию». Я думаю, что это получилось. И хотя он после Канченджанги заявил, что никогда больше не будет руководить такими экспедициями, они, вместе с Валентином Андреевичем и всем тренерским штабом достойно и уверенно провели «корабль» сквозь «рифы» и приплыли к вершине успеха. И я думаю, что за счёт демократичности, спортивности и результативности эта экспедиции сгенерировала активность в высотном альпинизме на несколько десятилетий вперёд не только в СССР, а затем в России, но и во всем СНГ, не знаю как там уж в мире. Кто-то перестал ходить сразу после экспедиции, а кто-то ходит до сих пор, а сколько людей смотрели на них и равнялись, и продолжали совершенствоваться!

А в Катманду мы вернулись на 10 дней раньше намеченного вылета. Билеты было невозможно «переиграть» и мы «болтались» по городу в поисках всевозможных сувениров и покупок. Благо обилие лавок, доступность цен и наша «впервыеувиденность» этому способствовали. Мудрый Николай Дмитриевич предупреждал – «Вы только дома сразу всё не дарите, давайте частями, продлевайте радость дарения!». В гостинице «Кристалл», в центре города, в первый день, был приготовлен «шведский стол», но получилось так, что последним ничего не досталось. Наше потребление после горы не совпало с их представлением о потреблении, на следующий день были уже порционные блюда. К тому же выяснилось, что в смете по статье «питание» денег уже не осталось, и у нас был только обед и ужин, а перекинуть из статьи в статью по тем меркам было невозможно. А когда Саша Погорелов купил часы и уже в гостинице увидел, что они за час делают суточный оборот, мы их прозвали «быстрый ход», то обмен смог состоятся только при наличии полкоманды, вносивший «коррективы» в их устоявшееся «понятие» купли-продажи. Все эти «штрихи» только привносили определённый шарм в понятие «гималайская экспедиция».

Женя Клинецкий

Ещё немного, еще чуть-чуть ...

Халитов Зинур и Валиев Казбек

И вот она вершина, о спуске пока не думаем ... Пастух, Можаев.

Переползание через трещину

Вершина - Богомолов и Пастух

Лагерь 2

Пасха на Канче. Богомолов и Хайбуллин

Лагерь 3 и "средняя ветка"

После горы - Каратаев и Можаев

Переход в Л1

В палатке "Зима"-зима. Каратаев, Елагин

ДОПОЛНЕНИЕ: Статья Владимира Балыбердина в английском ежегоднике Alpine Journal