Владимир Швецов: Снежному барсу поют вершины
Из цикла «Наши люди»
Если кому-то на Камчатке и незнакомо имя Владимира Ивановича Шевцова, то уж о концертах классической музыки в пещере вулкана Горелый и о базе «Родниковая», знаменитой своим концертным залом, знают все. А это – проект и детище именно Владимира Шевцова и его ближайших друзей и единомышленников. Те, кому довелось общаться с Владимиром Ивановичем, называют его не иначе как «потрясающий человек», и потрясения, которые производит в сознании и душах людей знакомство с ним, неизменно со знаком «плюс».
Справка «КАМЧАТКА-ИНФОРМ»:
Владимир Шевцов родился 2 февраля 1945 г. Образование – среднее техническое. Большую часть жизни проработал в Институте вулканологии и сейсмологии ДВО РАН. С юных лет увлёкся альпинизмом и горными лыжами. В большой спорт Владимира Шевцова ввели выдающиеся мастера – супруги Герман и Людмила Аграновские. Уже в 1970 годы альпинист совершил восхождения на все семитысячники СССР: пики Коммунизма (7495м), Победы (7439м), Ленина (7134м), Е. Корженевской (7105м). В 1974 году Владимир Шевцов стал одним из основателей альпклуба «Кутх», а позднее – основателем и президентом общественной организации «Спортивно-горнолыжный экологический клуб «Алней». В. И. Шевцов – страстный поклонник музыкального искусства. Постоянными членами клуба являются известные камчатские музыканты: Валерий Кравченко, Наталья Кознова, Артём Быков, Михаил Авдошенко, Ольга Спирина и другие. На базе «Родниковой» выступают творческие коллективы Камчатки, а также знаменитые российские музыканты, среди них – профессор Российской академии музыки им. Гнесиных, народный артист России Юрий Розум, лауреат международных конкурсов Юрий Богданов (фортепиано), профессор Московской государственной консерватории Алексей Кошванец (скрипка) и многие другие.
Родился и вырос Шевцов в Петропавловске-Камчатском, здесь живёт и поныне, сам о себе говоря: «Я всего три улицы поменял, безвылазно на Камчатке – только в экспедиции выезжал в бытность увлечения альпинизмом». И эта деталь биографии требует развёрнутого комментария. «Увлечение» в случае Владимира Ивановича – это не просто хобби, которому приятно посвящать свободное время. Это – ровно половина сознательной жизни, 30 лет, в которые уместились восхождения на высочайшие горы СССР и завоевание почётного титула «Снежный барс» (в 1970-е годы Шевцов был самым молодым в стране «Снежным барсом»), создание альпинистского клуба «Кутх» и основание на Красной сопке горнолыжной базы. С этого события плавно берёт начало следующая половина жизни, когда альпинизм постепенно отходит на второй план, уступая место горным лыжам. В этом тридцатилетии – рождение клуба «Алней» и строительство базы «Родниковая» на месте геологических разработок, организация хели-ски на Камчатке, интереснейшие экспедиции по полуострову, и, как неотъемлемая часть, музыкальные представления, разворачивающиеся в самых удивительных местах. Фортепиано, летающие на вертолётах. Выставка живописи в вулканической пещере. И планы об очередном небывалом слиянии дикой и прекрасной природы юной Камчатки с классическим искусством. О них Владимир Иванович говорит вдохновенно, замечая: «Это то, чем я живу сейчас, что мне интересно», это и есть для него сегодняшнего – манящие вершины, источник сил и радости, которым он готов щедро делиться со всеми.
«Не был я на Эвересте»
- Владимир Иванович, в историю альпинизма Камчатки вы навсегда вошли как один из семи «Снежных барсов», а чем стал альпинизм для вашей личной истории?
- «Снежный барс» – это отдельная жизнь, с приключениями, со множеством непростых ситуаций, которые создавал мой беспокойный характер. Я единственный из семи барсов получил жетон с задержкой (покорители высочайших гор СССР награждались номерным жетоном, учреждённым Бюро Центрального совета спортивных обществ и организаций СССР в октябре 1967 года – прим. авт.). И восхождения я совершал не с основной командой, которая ходила чётко и без «сюрпризов». В моём случае их было хоть отбавляй: что-то случалось, кто-то уходил, мы меняли маршрут, по 20 дней шарахались на отметках с 6.900 до 7.500 метров, целую неделю жили там, копали пещеры. Сумасшедшее восхождение! По самому тяжёлому и затяжному маршруту. Было, что я оставался один после восхождения: «Дойдёшь сам!». Происходили трагедии: гибли друзья; когда я был инструктором, в моей группе погибла девушка, и это не выкинешь из жизни.
Я попробовал очень много, прошёл восхождения всех категорий сложности, от «единички» до «шестёрки», высотные и технические. Не был я на Эвересте, но тогда времена были другие. Пробиться в команду, отправлявшуюся на высочайшую вершину планеты, это как сегодня завладеть компанией из сферы «газ-нефть»: и захочешь – тебе не дадут. Камчатские альпинисты не имели возможностей, чтобы соревноваться с ведущими спортсменами Москвы, Ленинграда, Свердловска, Красноярска, Киева. Да там и не церемонились с выбором: брали ближайшее окружение, поэтому я не попал на десятитысячник. А когда всё рухнуло, и дорога оказалась открытой, интерес уже угас, зажглась другая цель – появилась «Родниковая», которая не отпускает меня до сих пор.
30 лет альпинизма (плюс 30 лет горных лыж) это очень много, и всё это не в бизнесе, а в общественной жизни, с людьми. Вот таким и был мой альпинизм – общественным. Сейчас все живут коммерцией, поиском денег, а мы с друзьями (многих из них уже нет в живых, к сожалению) жили коллективом, создавали клуб «Кутх», вместе ходили в горы, радовались, устраивали всевозможные праздники, капустники... Объявляли набор желающих на очередные занятия, по сто человек и больше приходили, и новички оставались в клубе, – благодаря ему альпинистская романтика стала доступна простым людям. Замечательное было время! Сегодня это утеряно. От клуба одно название осталось. Нет массовости, нет коллективной романтики, которая двигала людей к вершинам, рождала желание видеть структуру гор, рельефа... Такие вещи не появляются из ниоткуда, интерес к ним надо воспитывать, заражать им. Но те, кто вёл клуб в первоначальном направлении, уже ушли, остались те, кому важно и себя не забыть, и денег заработать, и везде побывать. Я, конечно, ни в коей мере их не осуждаю, это современная форма отношений. Просто мне она чужда.
- А как вы пришли к тому, что среди гор должна звучать живая классическая музыка? Кто вас этим заразил?
- Почему-то я грезил таким желанием, ещё когда ходил в большие горы, на Пик Победы, Пик Коммунизма. Там было много свободного времени вечерами, сумасшедшие лунные ночи будоражили воображение, и я представлял, как бы дополнилась эта картина, если бы здесь зазвучала «Лунная соната». И когда 30 лет назад мы начинали строить клуб «Алней» в районе Вилючинских термальных источников, собирать базу из остатков брошенных геологами построек, я в мыслях уже видел сцену, на которой стоит рояль, а за ней – прекрасную панораму изрезанного горами и ущельями простора.
По обоюдной любви
- База «Родниковая» - уникальное явление, это отмечают все, кому удалось там побывать. Уникальна она не только (и, может, даже не столько) замечательными концертами, но и своей некоммерческой сущностью, энтузиазмом обитателей, которые под вашим началом построили всё собственными руками. Как получилось, что «Алней» обосновался именно в этом месте?
- Началось с того, что друзья, любители горных лыж и туристы, предложили поехать куда-нибудь на источники, сделать подъёмник, кататься и загорать. И мы поехали в Пущино. Там вся эта дикость, всё замечательно, появился у нас классный горнолыжный курорт. Три года мы наслаждались, потом интерес угас. А тут друзья-геологи пригласили на Родниковую, где они занимались разведкой рудного золота. Дым стоял коромыслом: взрывают, бурят, сверху смотришь на посёлок – сплошной рубероид, вокруг грязь, банки, мусор, железяки. И что-то мне там понравилось. Не знаю что. Не пугали ни мусор, ни свалка.
Незадолго перед этим я посмотрел фильм «Сталкер» и не смог его понять. Спрашивал у своих продвинутых друзей: «Что вы там нашли? Какие-то гайки, помойки!». Друзья отвечали: «Смотри ещё раз». Но я не хотел в эту грусть погружаться. А когда на «Родниковую» приехал, словно в этот фильм попал – всё то же самое: свалка, вагонетки заброшенные, рельсы погнутые, сапоги рваные... И так здорово, так хорошо! Там я и понял смысл «Сталкера».
Потом, когда геологи свернули свою разведку, мы стали потихоньку обустраивать базу. Всё, что есть на «Родниковой», создавалось руками людей совершенно другого склада, прошедших горнило общественной жизни в альпинизме, а потом было подхвачено и продолжено детьми, которые выросли на базе, удержались, стали большими, пережили вместе со мной тяжёлое время. Они знают, что не весь смысл в бизнесе, что есть другая жизнь. И когда меня спрашивают, закрытое ли это сообщество, я отвечаю: прийти к нам может любой, но остаться получится только по обоюдной любви – если вам понравился клуб, а вы понравились клубу. У нас есть правила, которые нигде не написаны, но строго выполняются: каждый что-то делает для базы, девчонки готовят, мужчины ремонтируют, хозяйство большое, работы всегда много. Участие в жизни базы – это и есть «проходной балл», и я за этим пристально слежу, потому что не люблю потребителей.
«Родниковая» – не коммерческий проект, и никогда им не была. Предложения – поступали, но я отказался, и был прав. Клуб бы развалился, от него и следа не осталось бы. А так – мы уже многое выдержали, и этот опыт более ценен. Даже те, кто хотят просто кататься, уже «наелись» сверх-, сверх- условий, инфраструктуры, им хочется простого, а простое – это мы. Совершенно другое отношение. Да, мы собираем взносы, друзья, которые катаются, не остаются в стороне, это небольшие деньги, но нам хватает. Я стараюсь жить по средствам. Надеюсь, выдержим.
- Вы по-прежнему увлечены горными лыжами?
- Я сегодня ещё привязан к друзьям, которые катаются, это люди отовсюду, их много, я с ними когда-то катался, обучал, и всё так вокруг лыж и вертится, и я (вопреки своим болезням) всё ещё стою, езжу, показываю, рассказываю и т.д. А для остальных, с кем я создавал «Алней», это уже отошло в прошлое. Уровень жизни поменялся, возраст (конечно же, возраст!). Человек, если его не пинать, если он сам себя не будет дёргать и заставлять, – постепенно утрачивает интерес к одним, другим, третьим, четвертым прежним увлечениям. Это и есть старение. Телевизор посмотреть, цветочки понюхать. Благо, машин стало много, до цветочков легко добраться. У нас машин не было, и мы мечтали хоть о каком-нибудь грузовике, чтобы доехать до красот природных. В этом и прелесть – ты ценишь всё: машину, водителя, саму возможность ехать куда-то, и, добираясь до мест, ты воспринимаешь их как чудо.
Рояль в горах – это не шутки
- Неужели среди горнолыжников много любителей классики? Или чем объяснить, что «Алней» - горнолыжный экологический клуб – обзавёлся концертным залом?
- Судьба, наверное, ведёт по жизни. Её участию приписываю то, что в клубе появились музыканты, и их много. Что интересно, ровно половина пути «Алнея», 15 лет, прошла с классической музыкой. Мы были ещё такие все из себя, сотрясали клуб новогодними праздниками, карнавальными весельями (хотя всем было уже в районе 50), когда к нам пришли первые музыканты, педагоги музучилища, супруги Зиневичи. Скрипка и фортепиано. Я всё вынашивал мысль, что нам очень нужен рояль (ну, или хотя бы пианино), и попросил знакомых настройщиков подыскать инструмент. Они подумали, что я шучу, чтобы не сказать издеваюсь, потому что у меня кроме горных лыж, строительства и стремления куда-то мотаться ничего в голове-то и не было. Трижды переспрашивали, в итоге нашли пианино, которое мы привезли на вертолёте. Да, это было доступно: друзья, отношения. Подобного больше никогда не произойдёт, наверное, но тогда было так. Инструмент разобрали, привезли, мы его затащили, собрали, склеили, поставили. И супруги Зиневичи дали нам первые концерты. Начинать играть классику в нашей среде было трудной задачей для педагогов. Мы же кроме всякой хрени ничего не слышали, а тут произведения, которые требуют определённой культуры восприятия. Многие сначала слушали только для приличия, выходили, но потом, когда к нам стали приезжать музыканты-ученики, я начал «давить» авторитетом: к нам пришли гости, будьте добры отсидеть, хотя бы сделайте вид, что вы слушаете. Проявите уважение, не вставайте. Этого я добился. А потом добился и того, что все приобщились к классике. У нас выступал и камерный оркестр – одиннадцать инструментов, в том числе редкостные альт и виолончель. Мы каждый год проводили «Весенние вечера»: студенты музучилища заканчивали учебный год и приезжали, чтобы дать концерт. Когда на базе были гости, приехавшие кататься, я приглашал либо Льва Зиневича, либо Валерия Кравченко – он со мной очень много ездил и музицировал, участвовал почти во всех начинаниях и экспедициях клуба, считаю его непревзойдённым мастером как в искусстве концертмейстера, так и в создании фильмов о нас, о Камчатке. Несколько раз на нашей базе проходили симпозиумы вулканологов – и они всегда спрашивали: когда же начнётся домашний концерт? И с удовольствием шли. Красиво, здорово, замечательно – музыка на природе.
В конце концов мы получили настоящий хороший рояль (его опять же привезли на вертолёте) и сделали сцену, с большими окнами, открывающими вид на природу. Пришлось напрячься, чтобы свершить это. Строительство оказалось связующим и организующим моментом, поскольку из-за болезни я стоял, можно сказать, на краю. Меня увезли в Москву, и все включились в стройку, стремясь её завершить. Через месяц я приехал уже на открытие сцены.
Также и экспедиции я не мыслю без музыкальных инструментов. С нами путешествуют баянисты, балалаечники, скрипачи, пианисты, певцы. Мы выезжали на юг Камчатки, на Толбачик, к подножью вулкана Ушковский и везде музицировали. Днём поход, а вечером – зажигаем свечи и начинаем играть, петь. Это необычно, такого никто не делает, но я занимаюсь этим не потому, что никто не делает: там совсем другое состояние. Музыка и природа, дополняя друг друга, создают особое равновесие, которое воздействует на человека хорошо и благостно. Я об этом, конечно, никогда не думаю, просто получаю удовольствие, созерцая горы, движущиеся облака под звучание замечательной музыки. И что-то рождается внутри, растёт там больше и больше. Люди с желанием едут, слушают, и дети стали слушать. Это лучшее воспитание. Человек становится более чувствительным, понимает, где красиво, что такое жизнь, ему хочется беречь природу. Это влияет на характер. Такой человек и в обществе не может быть другим – он не будет материться, хамить.
Музыка в пещере – не поход в модный концертный зал
- В 2008 году впервые вы организовали концерт в пещере вулкана Горелый, поразив воображение камчатцев и прославив музыкальную пещеру на всю Россию. С тех пор интерес к этому событию постоянно возрастал, и в прошлом году пещера уже не вместила всех желающих.
- Да, народа было очень много, я не ожидал, что это может повлиять на акустику, но стены были буквально облеплены людьми. Похоже, пещера исчерпала свой потенциал как концертный зал, будем думать, что предпринять. Я не делаю концерты в пещере ежегодно, а только тогда, когда есть возможность услышать инструмент, который ещё не звучал там. Сначала это были скрипки, альт, саксофон, потом виолончель, электрический орган. Участие Натальи Козновой и детского хора «Кредо» – неотъемлемая часть наших концертов. Талантливей человека я не видел! Если Наталья Владимировна захочет – через два часа ты будешь петь, и притом на иностранном языке! И её дети очень талантливые, они с малых лет бывали на «Родниковой», в экспедициях и играют, где получится.
В 2013 году в пещере выступил маэстро с мировым именем Юрий Розум, и мы сделали первую выставку картин Виталия Шохина. Нижний ярус пещеры раньше был забит льдом, и мы даже не знали, что там есть ещё «зал». Потом стало теплее, дно оголилось и открылась галерея – мне это слово очень понравилось. Оно просило картин, и мы сделали дорожку из свечей, очень удачно настроили освещение и развесили по стенам акварели Шохина, которые словно оживали под этим светом: волны шевелились, кораблики на рейде качались, туман полз... А ещё мы показали фильм об извержении Толбачика, изображение проецировали прямо на стену. Выбрасывается кипящая лава, грохот стоит, она поднимается по стене пещеры, переходит на потолок, сыпется, и народ пригибается. Эффект потрясающий!
Картина Шохина: в кратере Мутновского
- Выходит, вы расширили преображающее душу пространство музыки и природы, добавив в него изобразительное искусство?
- Да, живопись тоже открывает потаённые двери в душе и добавляет новых красок в восприятие природы и её неповторимых картин. И в то же время, природа помогает понять художественное творчество. Так у меня произошло, например, с картинами Сальвадора Дали. Сколько я их ни рассматривал – не мог оценить по достоинству. И однажды, когда в сотый раз был на Мутновском (который всегда разный), я вдруг увидел картину Дали – один в один, как будто он списал её с этого места. И я воспринял его творчество. Каждый раз хожу и наблюдаю этот ледник, замечаю изменения. И пошло-поехало, я увидел там всё то, что живёт в картинах Сальвадора Дали.
У нас есть «свой» художник – замечательный Виталий Шохин. Он раньше путешествовал с вулканологами, геологами, а когда та эпоха прекратилась, попал к нам, и теперь это член клуба, наш друг, который дал нам понять, что такое живопись. Его пейзажи ваялись на наших глазах. Для меня Шохин – народный художник. Потому что я – кто? Простой человек из народа, проще не бывает, я слесарь, но до меня дошло его искусство. Я смотрел на его картины, на тот же кратер Мутновского, искал сходство и думал: не похож. Потом идём, как всегда, по Мутновскому, смотрю – о, да это же вход в кратер! Картина Шохина! И теперь она всегда перед глазами. Ничто так не даёт запомнить образ, как сочетание природной и рукотворной картин, которое ты прочувствовал, уловил. Только, чтобы это случилось, нужен внутренний импульс. Очень интересно.
Когда я хожу с детьми, обращаю их внимание на разные фигуры, на то, как всё окружающее меняет туман. И стоит детей увлечь, дать им пищу, как они начинают видеть удивительные вещи, хотя, казалось бы: туман, холод, дождик накрапывает... Мне радостно, что дети впитывают это волшебство, моя маленькая внучка всегда подмечает изменения в природе, смотрит не поверхностно, а обязательно заострит внимание на чём-то необычном. И я стараюсь не упустить те нюансы, которые трудно рассмотреть из-за усталости и суеты.
Болезнь заставила меня часто бывать в Москве, наверное, специально так было сделано в моей жизни, чтобы я походил по музеям. Там состоялось моё знакомство с «большой» живописью. Я осмотрел огромное количество картин, причём встретил среди них те, которые были ещё на картинках в моём букваре и отпечатались в памяти с детства. Я смотрел на подлинники – не мог оторвать глаз, видел все детали, и столько всего оживало в памяти!
Пошёл посмотреть на Рериха. Я знал, что он писал горы, но не знал, что у него много картин о природе России, для меня это было открытием. И такие замечательные картины! Излучают тепло, миролюбие. Мне страстно захотелось организовать выставку Николая Рериха на Камчатке. Наивность моя проявила себя, я даже поговорил с одним из членов краевого правительства... пришли к тому, что это не реально. Хотя всё реально, надо только заинтересовать нужные круги. Я хотел, чтобы выставка прошла не в городе, а там, где картины будут восприниматься совершенно по-другому, как и музыка. Я бы соединил одно с другим. Ведь с пейзажами Шохина замечательно получилось. Юрий Розум играл, смотрел выставку и был в шоке. Даже Юрий Башмет в своём интервью на 60 лет говорил, что хочет попасть на Камчатку и играть в пещере. Такое звучало, я помню.
Рерих. Камчатка. Будем знакомы
- Значит ли это, что вы уже наметили планы на ближайший сентябрь?
- Да, я трижды был в музее, где выставлены картины Рериха, они глубоко меня затронули. К тому же год рериховский, юбилейный, что придало мне ещё больше решимости сделать его выставку под камчатским небом. Здесь есть небольшая ячейка Международного центра Рерихов, у них достаточно много интересных картин оказалось, и я из Москвы кое-что привезу. Это, конечно, не подлинники, но замечательные копии очень хорошего качества. Даты мы уже определили: 10-14 сентября. Музыканты – рядом. Поговорили с руководителем хоровой капеллы, они сами очень хотят участвовать. Ещё Евгений Морозов, побывав в пещере, сказал: «Обязательно привезу сюда капеллу». Пора это желание исполнить.
Мне, к счастью, не надо обращаться в министерство культуры, денег просить, поддержки, я никогда этого не прошу. Сам получаю удовольствие и людям дарю. У меня часто спрашивают: «Где денег взял?». Да нигде. Собрал народ – пошли сделали, всё под рукой есть. А если кто-то из участников спрашивает про финансы, я сразу говорю: «Ребята, даже не думайте, если вы хотите гонорар, я просто от вас отказываюсь». Это всё делается на душевном подъёме, на энтузиазме. Чтобы показать, как ты поёшь, как ты играешь, самому послушать и просто оторваться от города и поехать в прекрасное место.
Ещё хочется экспедицию сделать, мечтаю опять попасть на Ушковский, но главное для меня сейчас – это дело. Мне очень хочется, чтобы таких событий было больше, чтобы люди не топтали землю тупо, а осознавали, что они здесь делают. А главное, чтобы они приобщались к тому, что им больше никто нигде не покажет. Да, делают праздники на Аваче, город туда силы стягивает, но это шоу. На Горелый доехать – другая история: надо иметь здоровье и не пожалеть машину, потом пройти по снегу с полкилометра, залезть в пещеру, посмотреть, увидеть. Одно это тебя заставит подумать. Пусть чуть-чуть, на час, но ты задумаешься, и потом в нужное время эти мысли дадут плоды.
Эмма КИНАС, РАИ «КАМЧАТКА-ИНФОРМ»
Фото Валерия КРАВЧЕНКО, а также из архива Владимира ШЕВЦОВА
23 марта 2019 г.
(Редакция РАИ «КАМЧАТКА-ИНФОРМ» благодарит В.Т. Кравченко за помощь в подготовке материала)