Валдис Пельш недавно вернулся из экстремальной экспедиции по Антарктиде. Все впечатления лягут в основу фильма «Антарктида – 200 лет открытий», который покажут на «Первом канале» в сентябре.
Ставки против нас были 20:1
– Антарктида – небезопасное место для туризма. У вас не было сомнений, когда вы решили туда отправиться?
– В 2020-м открытию Антарктиды будет ровно двести лет. Все будут об этом говорить, и мы решили пойти на опережение. При этом усложнили себе задачу: хотим пройти, кроме Южного полюса и полюса холода, еще и полюс недоступности, где до нас за всю историю побывали только 75 человек, а последний раз люди там были в 2007 году. На старте из семи человек нашей команды – а это конструктор автомобилей «Емеля» Василий Елагин, два механика-водителя, два оператора и режиссер Кристина Козлова – я был самым сомневающимся. Да еще полярники на станции «Новолазаревская» подлили масла в огонь: «Ребята, вы никуда не дойдете. Вы быстро сломаетесь – и чем раньше, тем лучше, тем быстрее мы вас вытащим оттуда». Мы потом узнали, что ставки против нас были двадцать к одному. Трудности начались сразу же. У нас было 4 тонны топлива, чтобы не рассчитывать на «подкидышей» (топливо, оставленное предыдущими караванами для следующих). Мы были перегружены в два раза и не смогли взять один из склонов. Но, расцепив машины, влезли все-таки туда и пошли дальше. А через месяц на станции «Прогресс» дня три нам говорили, какие мы крутые. И мы соглашались: да.
– А что было там самым необычным для вас?
– Много что. Начиная с абсолютной тишины. Такой, которая звенит. И отсутствия любых запахов. На куполе планеты не пахнет вообще ничем. И еще там все время хочется сумерек. Полярный день – это прекрасно, но хочется притушить солнце хоть на пару часов. И еще там я понял, что отсутствие личного пространства очень сильно выматывает. Мы все время были вместе: спали, ели, снимали кино – всё вместе, за исключением туалета. Когда мы спали, зазор между спальными мешками был примерно 10 см. И это еще вольготно. Нет возможности остаться наедине с собой. Как ребята справлялись, не знаю, а я просто уходил один каждый вечер километра на полтора. Из визуальных впечатлений сильнейшее – это, конечно, айсберги. Они от разной освещенности меняют форму, цвет и даже энергетику.
– А как справлялись со страхами?
– У нас было воздушное прикрытие. То есть если мы два дня не выходим на связь, нам по последней точке геолокации должны были выслать самолет. Нас, правда, просили не ломаться в районе полюса недоступности. Там эвакуация была бы крайне сложной. Чтобы не думать об огромном пространстве, где нет ни одной живой души, я воображал, что там, за горизонтом, домик. Другое дело, что три дня едем, а домика все нет! Но ты продолжаешь себя обманывать дальше. Были, сознаюсь, поначалу подлые мыслишки: ну я же звезда, ну что я тут еду, ну мог бы прилететь на самолете на этот полюс недоступности, снять свой стендап – и обратно в тепло. Потом прошло. Однажды, когда до ближайшего берега Антарктиды было не меньше полутора тысяч километров, наш механик-водитель Володя вдруг громко сказал: «Ребята, птица!» – и мы поняли, что он сошел с ума. Потому что птица так далеко от берега не могла залететь. Но это действительно был поморник. Мы выскочили его кормить. Он поклевал сухари и улетел, не стал дожидаться, пока мы ему приготовим из сублимата мясо. Был страх заболеть, но мы быстро поняли, что болеть там нельзя – и ни разу не болели. Ящик медикаментов остался практически целым.
Просыпаюсь от того, что не дышу
– У вас есть свои приемы против стресса?
– Там ты сам себе психотерапевт. Купол Антарктиды – это 3–3,5 тысячи метров над уровнем моря. Плюс абсолютно сухой воздух, и это по суммарному воздействию дает горную болезнь. У меня она проявляется ночью, у меня апноэ – я просыпаюсь от того, что не дышу. И тут же начинается паническая атака. Отогнать ее можно, только если сам себе расскажешь, что ты ничего не боишься. Через 10–15 минут уговоров ощущение подавленности проходит. Понимаете, мы там действительно шли в стороне от дорог, которые были пробиты до нас. Мы даже стали что-то понимать про настоящих полярников, которые приезжают туда на несколько зимовок подряд. Что их туда тащит? Туда зимой и самолеты не прилетают, потому что самолет не сможет сесть, а если сядет, то не взлетит, потому что снег от низких температур становится очень вязким. Кстати, полярники обожают смотреть фильм «Сияние» с Николсоном, где он сходит с ума во время зимовки и гоняется за всеми с топором.
– А как вы там питались?
– О! У нас там появилась привычка есть с пола. Потому что машину трясет, все летает и продукты валятся на пол. Но в Антарктиде нет пыли и грязи. Там же нельзя ничего выбрасывать и оставлять продукты жизнедеятельности. Даже мочу нужно везти по сто километров до ближайшего шурфа. Так что снег, который ты заносишь в машину, абсолютно чистый. И пол в машине стерильный. Поэтому если что-то упало, то логично поднять и съесть. Так что сейчас не надо, пожалуйста, мне бросать на пол съедобные предметы, потому что проходим реабилитацию по отучению от этой привычки. Ну и воду себе мы, разумеется, делали из снега. Еду готовили на примусах. У нас были сублимированные продукты, которые надо разводить в воде. Были мясные и рыбные консервы, запас шикарной астраханской воблы и прекрасных сухарей. Вобла и сухари шли очень хорошо. А вот сало не очень.
Сухари, надо сказать, здорово успокаивают и забирают время. Там же приходится придумывать себе занятия, пока едешь. То помыться – это значит забраться поглубже в машину и обтереться там салфетками. Не спе-ша. Потом по рыбке съесть не то-ро-пясь, потом руки помыть, потом сыграть в подкидного дурака, потом посмотреть сериал или фильм, хоть и в условиях тряски. В общем, нам теперь и в космос можно.
– Вы всегда вели «Угадай мелодию» на «Первом канале», а теперь стали экстремальным путешественником. Так зачем было уходить от попсового формата? Это же стабильность, деньги и никакого вреда здоровью.
– Путешествовал я и раньше, просто в какой-то момент стал снимать документальные фильмы. И после того, как мы сняли «Люди, сделавшие Землю круглой», я понял, что хочу снимать следующий фильм. Потом следующий. Плюс ты едешь в Антарктиду бесплатно, да еще получаешь гонорар. А если серьезно, то мне 51 год. И размахивать руками в пятьдесят один год уже не так интересно. А что до денег... Ну да, мой концертный директор просто слег в предынфарктном состоянии, когда узнал, что в декабре мы не работаем. Не ведем ёлки. Да, если бы я не уехал из Москвы в декабре, я бы провел кучу корпоративов, но не снял бы фильм.
Но люблю заниматься развлекательным телевидением. Более того, на днях я стал ведущим нового формата на «Первом канале», который скоро выйдет. Но развлекательные программы – это не все, что я хочу в этой жизни. Фильм про Эверест я придумал, сидя на веранде, глядя на дубы, которые сам посадил когда-то. А один из наших следующих проектов мы будем делать вместе с Федором Конюховым. К тому же я продолжаю снимать фильмы и на военно-историческую тему. В конце февраля, надеюсь, «Первый канал» покажет наш фильм «Гвардии Камчатка» об обороне Петропавловска-Камчатского в 1854 году.
