Внутренний курс компании: 1 $ = 103.40 ₽
+7 800 222-88-48

14 Июня 2017, 11:01

Одна из самых красивейших гор мира, царствующая над  долиной Кхумбу, Ама-Даблам  (6814 м) показалась первым её увидевшим людям абсолютно недостижимой.  Однако глаза боятся, а руки делают. И альпинисты приступили к поиску путей.

 

 

В 1983 году издательство «Наука»  выпустило в переводе книгу под названием «На холодных вершинах», авторами которой являются Эдмунд Хиллари и Десмонд Дойг.

 

 

 

 

Фактически писавший книгу Десмонд Дойг  (1921 - 1983) художник, писатель, журналист, боевой офицер, полиглот и т.д…  Он вырос в Индии и отлично разбирался в её языках, что сделало его очень полезным в экспедиции 1960-1961 годов, которую организовал первовосходитель на Эверест Эдмунд Хиллари. Кроме того, он был одним из инициаторов строительства  нового поколения гостиниц в Катманду, автором проекта знаменитой Shangri-La.

 

На пресс-конференции со скальпом йети: второй слева - Хиллари, четвертый - Дойг

 

 

Одна из глав книги посвящена первому восхождению на замечательную вершину Ама-Даблам…

 

 

 

ГЛАВА XII

«Страшный зуб» Амадаблама

 

Пожалуй, в мире мало мест прекрасней, чем тропа от Намче-Базара до Тьянгбоче. В узких ущельях далеко внизу пенятся реки. Горы поросли густым лесом. Местами крутые склоны обрываются отвесными скалами, острыми утесами. Виднеются альпийские луга. Над всем этим великолепием возвышаются пики массива Кхумбу — мощные, покрытые льдом склоны, величественные скальные бастионы, острые, как бритва, зазубренные ледяные гребни, тянущиеся вверх, к огромным вершинам.

 

 

 

 

 

 

Кангтега, Тавече, Тамсерку и Амадаблам—эти названия будят в памяти картины столь тяжелого восхождения, что так и хочется назвать его невероятным. Человек, будь он даже самым смелым и решительным, не может не спасовать перед этими страшными ледяными стенами и громадными бастионами.

Наиболее живописный из них — Амадаблам: колоссальный монолит из скалы и льда, по форме напоминающий огромный зуб. Первое впечатление, которое он производит, — невероятность его существования.

 

— Это неправда! Не может быть, чтобы он существовал на самом деле! — воскликнул один из участников нашей экспедиции, когда в 1951 году мы впервые увидели эту гору. Даже после того, как в альпинистских изданиях было опубликовано множество фотографий Амадаблама, каждый, кто впервые смотрел на него, испытывал шоковое состояние.

 

Ама на языке шерпов значит «мать», дабланг — «медальон». Когда идешь в Кхумбу, то можешь видеть, как простираются изящные скальные гребни («руки» Амадаблама) . Они словно хотят обнять крошечные деревеньки и пастбища, лежащие у его подножия. На груди у него сияет ледяной дабланг. Каждый участник экспедиций, попадающий в этот район, смотрел на пик горящими глазами, но лишь у немногих хватило смелости посягнуть на его девственные склоны.

Шерпы рассказали нам о небольшой разведывательной партии, которая пришла сюда в 1955 году. Она начала свой путь на скалах южного гребня (Мингбо).

 

В 1958 году Каннингхэм, участник английской экспедиции Альфа Грегори, установил на том же гребне два лагеря и достиг высоты 5928 метров, но у нависающего участка маршрута круто повернул назад.

 

В 1959 году была предпринята новая решительная попытка, которая окончилась трагически. Харриса и Фрейзера, двух лучших альпинистов Англии, видели на северном гребне на высоте 6380 метров; этой высоты они достигли после многих дней чрезвычайно трудного восхождения. Они скрылись в тучах, и больше никто никогда их не видел.

 

Наши лагеря в долине Мингбо были расположены на южной стороне горы; гребень Мингбо спускался вниз к высокогорным пастбищам и моренам между базовым лагерем (4560 метров) и «Серебряной хижиной» (5790 метров). Взоры наши невольно обращались вверх, на Амадаблам, в безнадежной попытке найти хотя бы одну брешь в его броне. Поскольку партия зимовщиков изучила Амадаблам, они пришли к выводу, что по гребню Мингбо пролегает возможный путь к вершине.

 

Ниже 5790 метров этот гребень представляет собой просто несколько каменных глыб на широкой каменистой осыпи. Однако выше происходит сильное изменение: зазубренное лезвие самого гребня резко взмывает на фоне окрестных склонов целой группой мощных ступеней к огромному ледяному выступу перед последним снежным склоном. Два самых крутых подъема мы назвали «первая и вторая ступени». Они представляли собой серьезную преграду на пути к вершине. У подножия «первого» подъема была «впадина», сравнительно ровный участок, который мог бы послужить площадкой для лагеря (ее всегда сложно найти на крутой горе). Ниже «впадины» угол наклона горы уменьшался, но гребень казался таким тонким, что он мог бы стать непреодолимым барьером при переноске грузов.

 

Участники зимовки прилагали все усилия, чтобы оставаться в форме на высоте 5790 метров. Однако научная программа была весьма насыщенной, и на альпинизм оставалось времени мало. Уорд и Джилл взяли выходной, чтобы штурмовать живописный пик южнее «Серебряной хижины». Сильная группа альпинистов на лыжах спустилась с седловины Амадаблам в долину Хонгу и вернулась назад в Мингбо через южную седловину.

 

Амадаблам продолжал оставаться постоянным вызовом для альпинистов. Каждый раз, когда они смотрели вверх, желание поближе познакомиться с вершиной йозрастало. К середине февраля научная программа была большей частью выполнена, и доктор Пью решил, что теперь можно выделить время на штурм горы. Майк Уорд должен был возглавить группу из четырех человек.

 

18 февраля Уолли Ромейнс и Пемба Тенцинг вышли на разведку. С собой они взяли снаряжение для легкого лагеря, еды на два дня и рацию, которую в течение последующего месяца использовали для связи с «Серебряной хижиной». Остальные зимовщики с интересом наблюдали за их продвижением в большую подзорную трубу, установленную возле «Серебряной хижины».

С высоты Лагерь 1 казался ярким желтым пятном на покрытых валунами склонах. На следующий день две крошечные фигурки отделились от лагеря и стали медленно продвигаться вверх. Их силуэты виднелись на фоне огромного неба и горы. По тому, как продвигались вперед альпинисты, наблюдатели заключили, что по крайней мере нижние скалы для штурма не были чрезмерно трудными. Вечером Ромейнс по радио рассказал об их подъеме. Так мы узнали, что на высоте 5930 метров их неожиданно остановила двадцатипятиметровая стенка с нависающим карнизом, обойти которую оказалось невозможно. Вероятно, это та высшая точка, которую удалось достичь Каннингхэму три года назад. Ромейнс сообщил, что у подножия крутого участка они обнаружили прекрасную площадку для Лагеря 2. В общем, начало было довольно обнадеживающим.

 

В «Серебряной хижине» энтузиазм все возрастал, и к вечеру из пещеры, вырытой в снегу, достали альпинистское снаряжение. Рассортировали крючья, проверили веревочные лестницы, размотали бухты веревок из манильской пеньки. На долю Майка Уорда и Барри Бишопа выпала задача установить Лагерь 2. Им также придется штурмовать стенку. Нескольким шерпам предстояло нести грузы для Лагеря 2, хотя никто из альпинистов не собирался там ночевать. На следующее утро из лагеря вышла хорошо экипированная группа. Погода стояла прекрасная, небо было безоблачное. К счастью, такими деньками экспедиция наслаждалась еще целый месяц.

Лагерь 2 был расположен превосходно. Примерно через час после тяжелого подъема по скалам нижнего хребта начинался широкий уступ, ведущий в сторону «Серебряной хижины». Здесь восходители обнаружили прилепившуюся к хребту огромную глыбу льда. Она казалась гигантской ракушкой. Места для палаток на ней хватало, и они устроились в защищенном от ветра углублении в скале. Над головами альпинистов возвышалась стена — следующая часть пути. Позднее мы уже легко спускались по двойной веревке, но к живописно расположенной площадке так и не смогли привыкнуть.

 

В лучах заходящего солнца на выступе скалы показались две фигуры. Они по очереди плавно скользили по веревке вниз, к нижним уступам и лагерю. Восхождение на этом участке — настоящий подвиг Уорда и Бишопа. Полтора дня при помощи двадцати крючьев они с трудом прокладывали путь вверх по узким расселинам и гладким скалам. Лазание с применением искусственных точек опоры — на этой высоте процедура изматывающая. Здесь при длительном мышечном напряжении из-за нехватки кислорода человек начинает задыхаться. Наконец-то они вступили на легкий верхний участок и закрепили там длинную веревочную лестницу — первое основное препятствие при восхождении осталось позади. Теперь можно было переходить к следующему.

 

Подъем

 

 

Тем временем в «Зеленой хижине» Ромейнс набрался сил и стал третьим обитателем Лагеря 2, готовым на следующей день сделать первые шаги. На расстоянии примерно шести веревок за лестницей находилась впадина, а за ней — крутой ледяной склон, ведущий к основанию «первой ступени», которая на протяжении первых тридцати метров подъема представляла собой гладкую вертикальную стенку.

 

Часто описывают вертикальные стены, но редко встречаются настоящие отвесные, чтобы навешенная сверху веревка свободно висела, однако эта стенка была именно такой. Монолитность скалы нарушалась только в одном месте широкой трещиной по ее центру. Отсюда группа поднялась вверх. Подъем потребовал от Бишопа, Ромейнса и Уорда блестящей техники лазания — с широким использованием стремян, крючьев, двойных веревок и другого альпинистского снаряжения. Два дня труда — и эта ступень была преодолена, а вторая лестница навешена. Затем они прошли девяностометровый скальный участок. Маршрут все еще продолжал оставаться довольно крутым, но не отвесным, следовательно более легким. Это была единственная часть пути, открытая порывистым ветрам из долины Мингбо, но даже тут яркое солнце смягчало зимний холод.

Когда группа спустилась к вечеру в Лагерь 2, она нашла там Майка Джилла. Вот что он рассказал нам:

«Я поднялся в Лагерь 2 в то время, когда сложные участки маршрута уже были пройдены другими. На меня огромное впечатление произвела верхняя часть горы, которая была мне видна. Между нами и гигантским ледяным даблангом, где мы рассчитывали расположить последний лагерь, была только „вторая ступень". Кажется, Ромейнс оставался в хорошей форме и готов был на следующий день выйти со мной.

 

За самой высокой точкой, достигнутой накануне, нам встретился участок удивительно рыхлого, пористого льда, в котором мы тщательно вырубили ступени. Затем мы остановились, чтобы рассмотреть следующие альтернативы: прямо над нами был прекрасный крутой скальный „жандарм" 34, который у нас на родине порадовал бы любого альпиниста, но здесь, на высоте 6100 метров, он потребовал бы двух дней работы; вторая возможность — подъем слева по желобу35 из рыхлого льда, напомнившего мне Южные Альпы Новой Зеландии. Выбора у нас не было, и мы предпочли путь по желобу.

Мы осторожно ступали с одного шаткого камня на другой, с интересом наблюдая, как самые неустойчивые обломки скал улетали в бездну, туда, где кончался желоб. Быстро пролетало время, пока мы добирались до снежного ребра на другой стороне, но теперь путь к гребню над нами был ясно виден, и ,,вторая ступень" уже не представляла проблемы.

 

Уорд, Бишоп и Ромейнс чувствовали, что им нужно вернуться в „Зеленую хижину" и отдохнуть. Вовсе не хотелось идти с ними, так как я уже привык к Лагерю 2 и мне весьма не по душе были длинные подходы по осыпям внизу. До сих пор мы обходились в Лагере 2 без шерпов, но теперь казалось, что нам стоит прибегнуть к их помощи, — мысль о том, что придется перенести Лагерь 3 полностью на своих собственных плечах, способна была вызвать уныние даже среди самых самостоятельных из нас. В конце концов к нам поднялись Пемба Тенцинг и Гуми Дорджи, веселые ребята, особенно Пемба Тенцинг — он очень любил петь. Когда они поближе рассмотрели лестницу — она зловеще нависала над лагерем, — настроение у них сразу же испортилось. Они поняли, что им тоже придется по ней взбираться. Оба дружно согласились, что этот путь очень плох. К счастью, Гуми быстро привык к этой мысли и полез вверх. Вскоре и бледное, потное, но исполненное мрачной решимости лицо Пембы Тенцинга тоже появилось вслед за Гуми. Теперь мы могли надеяться на их помощь — во всяком случае, во „впадине".

 

Остальные вернулись сюда через четыре дня отдохнувшими и готовыми приступить к последнему штурму.

 

В целом план сводился к установке хорошо снабженного всем необходимым лагеря на дабланге, но его детали вызвали длительную дискуссию. Долго обсуждалось, стоит ли брать с собой палатки или лучше ночевать в снежной пещере, число (двое или четверо) участников штурмовой группы, понадобится ли помощь шерпов и сколько дней идти от последнего лагеря до вершины. В конце концов, мы отложили решение основных вопросов на некоторое время, а Лагерь 3 наметили устроить во „впадине", до которой, по всей вероятности, было всего шестьсот десять метров, однако на преодоление их ежедневно уходило часа два.

 

Лагерь 3 тоже располагал к праздности — три скальные площадки собирали все тепло солнца. Мы смотрели вниз и видели „Серебряную хижину" (она теперь была далеко под нами). Фигурка шерпа издали казалась черной точкой. Иногда она передвигалась по леднику. Сахиб в отличие от шерпа двигался медленнее. Часто-в поле зрения попадал какой-нибудь горнолыжник — мы видели, как он быстро и грациозно спускался вниз.

 

Наступило 8 марта. Прошли почти три недели после разведки, которую сделал Ромейнс. Предстояло еще проложить путь до Лагеря 4, и мы занимались этим следующие два дня. Один день ушел на заброску грузов — по двадцать семь килограммов продуктов и снаряжения, причем сахибы, к великому „огорчению" шерпов, носили все сами. 11 марта начался штурм вершины.

Я хотел бы забыть этот день, если бы мог, — день непрекращающейся борьбы с тем, что Тильман называет „ноги альпиниста", нежеланием переставлять ноги. За „второй ступенью" гребень был легкодоступным, его составляли скалы и странной формы снег — тут поработал ветер. Гребень вел через трехметровую ледовую стенку к широкой открытой снежной полке, где должен был расположиться наш лагерь. Мы не несли с собой палаток отчасти потому, что снег казался подходящим для рытья пещеры, и отчасти потому, что в любом случае не могли бы унести лишние восемнадцать килограммов. Наш первый проект, иглу36, нас мало радовал. Даже оптимист вряд ли мог увидеть в жалких, осыпающихся стенах тот великолепный купол, который мы представляли. Это все-таки должна была быть снежная пещера.

 

Компенсацией за наши труды (мы копали несколько оставшихся часов светлого времени и далеко затемно) был спокойный отдых с чистой совестью на самой прекрасной площадке в горах, какую я только знал. По-другому смотрели мы на давно уже знакомую линию гор на фоне неба: на ужасные пропасти Кангтеги, острые пики Менлунгцзе (по словам шерпов, там обитают йети), массив Донгирагутао, возвышающийся к северу от Тащи Лапча, Карджолунгу и Нумбур (их гребни мы видели из „Серебряной хижины" на закате, когда ловили последние лучи заходящего солнца). Мы спокойно наблюдали, как вокруг нас сгущалась темнота. Она казалась прозрачной. Небо было ясным, ветер утих. Если на Ама-дабламе действительно живут боги, то они, кажется, покровительствовали нам. Мы сытно поужинали и после полуночи крепко заснули.

 

На следующий день у нас не было особого желания работать. Вершина могла подождать денек, а мы бы за это время обработали нижнюю часть пути, улучшили пещеру и, что важнее всего, отдохнули и восстановили силы. Перед нами возвышалась вершинная пирамида. Гребень Мингбо уже не был так отчетливо выражен и стал просто углом между двумя склонами: один — крутая, чисто скальная стена, обращенная к „Серебряной хижине", другой, более отлогий, — тот снежный склон, который виден из Кхумджунга и Тьянгбоче. На полпути к вершине маршрут пересекала цепь ледяных утесов, которые угрожали всей нижней части склона, за исключением самого крайнего участка справа. Мы подумали, что только недостаток времени может помешать достижению вершины. В первый день в Лагере 4 Ромейнс и Уорд (эта связка находилась в наилучшей форме) отлично поработали на нижнем участке — вырубили ступени, навесили веревку и тем самым существенно улучшили наше положение перед штурмом вершины.

 

«Я  умру»

 

13 марта, в день штурма, мы вышли из лагеря еще до восьми часов утра. По умеренно сложной части маршрута мы двигались уверенно. На пути нам встретились несколько участков льда и трудных скальных крутых участков. Там, где ледяные утесы, казалось, преграждали нам путь, опасная полоса скал позволила миновать их и выйти на открытый снежный гребень. Это было примерно на полпути, то есть там, куда нам удалось добраться вчера.

 

Выше склон прорезали громадные ребра 37, и мы решили подниматься по самому большому из них. Сначала нам встретился лед, но по мере того, как мы приближались к скальному выходу, который отчетливо выделялся на нашем ребре, он уступил место плотному снегу. Там мы отдохнули.

В 12 часов 30 минут две трети дневного пути были уже позади. От вершины нас отделял только легкий снежный гребень. С растущим нетерпением мы двигались настолько быстро, насколько позволял разреженный воздух, карабкаясь и вырубая ступени в снегу, выходя снова и снова на всю длину веревки.

 

В 14 часов 30 минут мы ступили на вершину, которая оказалась не лезвием льда, как мы предполагали, а обширным плато, прорезанным узкой трещиной. Перед нами впереди возвышался Эверест, его уже больше не закрывала стена Лхоцзе-Нупцзе, и он впервые доминировал над всем фантастическим пейзажем.

 

Справа от него стояла Макалу, с изящными пропорциями, несмотря на свою массивность; а посередине до самого горизонта просматривались округлые коричневые холмы. Луч света, пробивающийся сквозь тучи, играл на снегах далеко в Тибете.

Перед тем как начать спуск по гребню Мингбо, мы обследовали северный гребень, по которому Харрис и Фрейзер совершили свое последнее восхождение. Мы ужаснулись крутизне последнего ледового гребня и суровости острых, как нож, скал под ним. Почему они выбрали этот маршрут, недоумевали мы.

Спуск можно было осуществить быстро. Мы двигались по одному. Однообразие прерывалось беспокойством и облегчением в те моменты, когда мы приближались к трудным участкам, а затем преодолевали их. Мы с удовольствием присоединились к шерпам в Лагере 3.

 

Они обрадовались нам и стали потчевать крепким горячим чаем из больших кружек.

—  Отлично! Очень хорошая вершина, сахибы!

 

Между Лагерем 3 и 2 Ромейнс сконструировал навесную веревочную дорогу, по которой мы быстро спустили все грузы. В Лагере 2 нас встретили два шерпа из „Зеленой хижины". Сахибы взвалили на плечи по восемнадцать килограммов груза, а шерпы — от двадцати семи до тридцати шести килограммов каждый, лишь бы не возвращаться сюда снова на следующий день. Последняя трудность осталась позади; напряжение спало, и вечером мы уже было собрались отдохнуть в Мингбо.

 

Но этому не суждено было сбыться. На расстоянии двух веревок вниз по гребню мы увидели шерпов, которые под руки поддерживали Гуми Дорджи. Он испытывал острую боль и был сильно испуган.

 

—  Сломана,   сахиб,   я умру... — твердил   он   в отчаянии.

Мы посмотрели на ногу и увидели, что она беспомощно висела — поперечный перелом. Он встал на неустойчиво лежащий обломок скалы, который под весом его тяжелого рюкзака сдвинулся с места и сломал ему ногу.

 

Какое несчастье! Почему это должно было случиться именно тогда, когда до лагеря оставался какой-то час ходьбы? Как, каким образом мы будем спускать его вниз по этому хаотическому лабиринту трещин, каминов38 и желобов, который преграждал нам путь вниз? С раненым на руках спуск усложнялся.

 

Однако у нас не было времени размышлять над тем, что нам изменила удача. Нужно было действовать, выработать какой-то план. Уорд наложил на ногу шину из ледоруба и кусков картонной коробки из-под продуктов и сделал инъекцию морфия. Пришлось признать, что шерпы не смогут перенести Гуми Дорджи через скалу, поскольку им это трудно было даже с обычным грузом.

 

Мы разработали систему, при которой мы с Уордом поочередно то несли раненого, то помогали нести. Ромейнс двигался чуть выше, чтобы при помощи страховки по возможности обеспечивать вертикальное положение несущему пострадавшего. Тем временем Бишоп руководил шерпами, которые двигались с ценными грузами. Мы шли страшно медленно. Нужно было обладать силой шерпа и опытом скалолаза, чего не скажешь о наших носильщиках. Прошло часа четыре, а мы все еще оставались на полпути вниз. Низко нависли холодные тучи. Вскоре пошел снег.

 

В беспокойстве оглядывались мы по сторонам в надежде найти подходящую площадку хотя бы для палатки. Наконец внизу, метрах в тридцати, мы увидели покрытый обломками выступ. Он станет площадкой, дальше внизу можно будет устроить еще одну в небольшой впадине, наполовину заполненной валунами. Бесшумными хлопьями падал на скалу снег. В сумерках мы сооружали временный лагерь, чтобы провести там томительную ночь. К тому же еды и топлива у нас было мало.

 

Хотя утром небо было ясное, мы не могли рано отправиться в путь из-за снега. Он стаял со скал только днем. К тому же пришлось маятником траверсировать крутые гладкие плиты, но когда мы снова вышли на гребень, то пошли быстрее. Наконец самое худшее осталось позади, и эстафету могли принять шерпы. По радио мы сообщили в „Серебряную хижину" о наших бедах, и к нам навстречу отправили еду, топливо и дополнительных носильщиков. Но снова небо заволокли тучи и повалил снег. Стало труднее нести пострадавшего по усеянным камнями склонам. Пришлось разбить еще один временный лагерь.

 

Следующий день был для нас последним на Амадабламе. На безоблачном небе снова сияло солнце, снег скоро растаял, и мы знали, что в тот день доберемся до лагеря Мингбо. Было 18 марта. Прошел ровно месяц после первого дня разведки».

 

Фотографии из английского издания книги: