Внутренний курс компании: 1 $ = 114.49 ₽
+7 800 222-88-48

13 Декабря 2017, 22:09

 

Вот сколько общаюсь с Игорем Похвалиным, столько и не устаю удивляться: врач, хирург, причем самый «страшный» хирург — онколог, за плечами которого сотни, если не тысячи спасенных жизней, он умудряется быть человеком с энциклопедическими знаниями, поэтом и завзятым альпинистом, которому давно покорились семь самых высоких вершин мира.

 

 

Да-да, он состоит в элитном клубе «Семь вершин», куда мировая элита альпинизма принимает только тех, которые своими ножками поднялись на эти самые вершины.

 

 

 

«Крымское Эхо» уже не раз рассказывало об этих походах, каждый раз восторгаясь и удивляясь людям, которым не сидится дома, которые хотят быть ближе к небу, перед этим преодолев немыслимые преграды в виде непролазных скал, дебрей и кровососов. Как оказалось, мы совсем мало чего знали! Это выяснилось во время интервью с Игорем Васильевичем, когда он рассказывал о покорении седьмой вершины, но… по другой версии.

Очередной наш разговор состоялся ближе к вечеру на крохотной и уютной кухне хирурга-альпиниста.

 

Обнулить таймеры

 

— Игорь Васильевич, что за операция у вас была сегодня с утра? 

 

— Радикальная мастэктомия, я был занят всего час. Штатная, обычная операция… 

 

— Женщина сильно переживала? 

 

— Если вы правильно общаетесь с людьми, то они, конечно, переживают, но не сильно: им понятны аргументы, они понимают, что с ними происходит и делают правильные выводы. А доверие возникает тогда, когда вам предоставляют достоверную информацию, а не скрывают ее. Когда дают возможность выбора — тогда вы доверяете источнику информации.  

 

— Были случаи недоверия к вам как врачу? 

 

— Совершенно разные люди бывают, мы же все настолько уникальны, можем делать, что хотим. Иногда люди мыслят в противофазе, иногда бывают не совсем здоровые люди, такое тоже случается. Но доктор должен понимать, кто перед ним, видеть психологический портрет и профессионально действовать. Если вы действуете профессионально, то, как правило, может, доверия и не возникает, но появляется какое-то ситуативное понимание, помогающее сотрудничеству. Медицина в душу старается не лезть, если, конечно, это не психиатрия. Врач должен четко чувствовать границы человека, его пространство. И его пространство начинается там, где заканчивается ваше, и наоборот.  

 

— И от этого доверия-недоверия вы периодически сбегаете от куда-то далеко в горы… 

 

— Не сбегаю! Это одна из форм компенсации… Человеческие страдания, в которые вы глубоко погружаетесь, не могут стать вашими — но они становятся вашими по определению. И вы ходите с этими мыслями; вы прокручиваете в голове план операции, лечение — как бы вы ни хотели освободить свою голову в конце рабочего дня, вам это не удается. И для того, чтобы обнулить все эти таймеры, нужно создать условия, при которых ты можешь общаться с самим собой. И да, ты идешь в горы — сам или в коллективе единомышленников. 

 

— И куда вы отправились в этот раз? Прошлый раз это был Тибет… 

 

— Тибетская экспедиция была такая… как у Шурика (известный персонаж классического советского фильма — ред.), этнографическая, а сейчас было чистое восхождение, причем восхождение, которое я не мог себе позволить очень долго.

 

Две версии одного списка

 

— Начну с начала. Существует две версии высших точек на семи континентах — семи, а не шести, потому что Америка считается как два континента — Южная и Северная. Так вот, Австралия имеет высшую точку пик Костюшко. Но это всего 2228 метров.  

 

— Как-то не впечатляет… 

 

— Пик назван в честь польского национального героя Тадеуша Костюшко. Англичане называют его Казеоско, для нас звучит странновато… Но она официально считается высшей точкой, и я закончил восхождение на семь вершин мира с пиком Костюшко в 2008 году. То есть у меня семь вершин[1], полный набор… но существует и вторая версия.  

 

 

 

Первая была предложена американским мультимиллионером Ричардом Бэсом, который выполнил ее по «версии Костюшко», его ближайший конкурент Пэт Морроу  решил, что это не так: Костюшко — это Австралия, а Австралия и Океания находятся на одном материковом щите, и энциклопедия «Британника» говорит о том, что Австралия — это материк, а его составная часть — масса островов. И один из самых больших островов — это Новая Гвинея. Но Гвинея — это экваториальная Африка, но по аналогии с ней Новую Гвинею назвал один из португальских мореплавателей. 

 

Новая Гвинея — это второй по размеру остров после Гренландии. И там оказалось, что в Западной Папуа есть очень высокая гора, в Горах Маоке, высшая точка — пирамида Карстенс, названная так в честь первого европейца, который ее увидел и описал. Это было в начале XVII века, 1623 год. Он увидел ее достаточно близко и хорошо рассмотрел ледники. Но его в Европе высмеяли и сказали: быть такого не может, какие ледники, экватор же рядом!  

 

На самом деле — да, там вечное обледенение. Но самое главное, высота этой вершины, которая весьма труднодоступна, находится на чисто каннибальском острове, на Новой Гвинее! Ее высота, по некоторым данным, 4 877 м, а по данным энциклопедии «Британника», — 5 030м, то есть это серьезный пик, причем скальный. Это не ходьба ногами, это лазанье по скалам, причем по очень крутым. Это чисто крымские скалы, рифовые известняки, крутые, средняя крутизна 75 — 80 градусов.  

Маршрут очень протяженный, причем находится в таких местах, до которых дойти очень сложно: это зона свободных племен, они там все из-за такого пересеченного рельефа живут достаточно изолированно, каждое в своей долине. Племена эти воинственные, исторически так сложилось, что они каннибалы, то есть людоеды. Кому рассказываю, удивляются: как, до сих пор..? Отвечаю: да они и сейчас не отказываются, если вдруг «консервы» им упали в виде туриста. 

 

 

Шутки шутками, но я воспринимал это с большой долей иронии — каннибалы сегодня... 

 

— То есть вы даже мысли такой не допускали… 

 

— Конечно! Но вот этнограф Майкл Рокфеллер в 1961 году пропал — его просто съели. В 1963 году миссионеры Филипп Мастерере и Стенли Дейл, целая французская экспедиция пропала... Японцы там, бывает, исчезают. Каннибализм там реально существует — и поэтому нет кладбищ: хоронить нечего… 

 

— Кстати, вы в такие экспедиции какое-нибудь оружие с собой берете, хотя бы холодное?  

 

— Нет-нет! Ножик перочинный, конечно, есть, но это запрещено правилами.  

 

Неизбежная историческая справка

 

— Голландцы с начала XIX века решили, что это их сфера влияния, и западная Новая Гвинея оказалась до 1962 года под протекторатом Голландии, пока голландцы оттуда не ушли. Их быстренько заменили индонезийцы — вот если вы видели карту Н.Гвинеи — она так ровненько разделена пополам, на восточную и западную. 

 

— Да, да! 

 

— Так и решили: восток — под протекторатом Австралии, а западная часть оставалась как бы независимой, но ее захватили индонезийцы. Индонезия — это огромное количество островов, это часть Калимантана, Ява, Бали… Плюс они захватили часть Новой Гвинеи. Папуасам это очень не понравилось. Кстати, слово папуас с малазийского означает «кучерявый», то есть это не самоназвание. И папуасов в качестве рабов доставляли в Китай еще начиная с эпохи Тан, это 8-10 век, то есть это был вполне нормальный промысел. Их ловили, как диких зверей… 

Потом судьба Н.Гвинеи складывалась по-разному, там была даже зона влияния России — Миклухо-Маклай; это восточная часть острова. Немцы захватили большую часть восточной Папуа…  

Мы летели в западную часть, потому что горы Маоке и Вершина Карстенз находятся там. 

Проблема еще вот в чем… Уточню: район около вершины, а эта вершина на индонезийском языке называется Пунчак Джая (Пик Победы), находится в штате Ириан Джая (победный Ириан). Знаете, все самые основные моменты, которые касаются всего человечества, специально уводятся в тень, за кадр. Здесь добывают самое большое количество золота на Земле? Знаете, да? 

 

— Там?! 

 

— Да! Там самое золотоносное место. 

 

— Не знала… 

 

— Это месторождение на 1000 м ниже вершины Пунчак Джая, и находится оно в концессии у американцев. Это место называется Грасберг  — «зеленая гора», в переводе с фламандского. И там открытым способом, открытым!, добывается золото. 

 

— В общем, и тут американцы нагнули весь мир… 

 

— Американцы еще в 60-е годы сделали индонезийцам предложение, от которого они не смогли отказаться. В 70-е сам Генри Киссинджер гарантировал президенту Сухарто полную безнаказанность в Восточном Тиморе в обмен на привилегии по разработке одного из самых золотоносных районов мира.  Компания, которая разрабатывает это месторождение, называется Фрипорт Мак Моран. Ее штаб-квартира находится в городе Феникс, штат Аризона.

И там самый продуктивный золотоносный рудник в мире, самая рентабельная добыча золота, буквально копеечная.  

 

— То есть у американцев есть практически неисчерпаемый источник, но тогда зачем же они заставили мир отказаться от золота как меры стоимости? 

 

— Вопрос не ко мне, как вы понимаете… Я думал над этим — у золота есть еще и третье назначение, о котором мы не знаем. 

 

— Какое?! 

 

— Не знаю! Не берусь судить, знаете, догадки — не цель нашей беседы. Золото — средство депонирования и средство платежа. Как деньги. 

 

 

— Но есть еще функция украшения… 

 

— Я здесь это не рассматриваю. Украшение — вы можете себя алюминием украшать, он когда-то дороже золота стоил. 

 

— Ну, может, еще в медицинских целях… 

 

— Нет-нет. Не буду вас дразнить. Ежегодная добыча золота там — 58 тонн. Это очень много. Кроме того, 140 тонн серебра… 

 

— Стоп, а почему мы так много о золоте говорим? 

 

— А потому, что эта территория освоена американцами, жестко охраняется. Там существует договор с правительством Индонезии, что индонезийская полиция и армия будет ее охранять. От кого охранять? Это второй вопрос, потому что там реально идут боевые действия. 

 

— От местного населения? 

 

— Там есть фронт освобождения Западного Папуа. Есть люди, папуасы, которых мы представляем по фильмам — а на самом деле это люди, вооруженные автоматическим оружием, умеющие им владеть, прекрасно разбирающиеся и ориентирующиеся в джунглях — они воюют с индонезийцами, они их просто уничтожают.  

 

 

 

Дело в том, что когда Индонезия вошла в западную часть острова Папуа, по некоторым подсчетам, было уничтожено около трехсот тысяч папуасов. Их депортировали подальше от Н Гвинеи — ну вы представляете: выкопать пальму у экватора, а потом посадить ее где-нибудь в Заполярье, что с ней будет. Это был реальный геноцид в ходе которого погибли 300 тысяч папуасов.  И эта война идет до сих пор.  

 

Там логово, там золото Макккены

 

— Сам режим очень жесткий — как только мы туда попали, нас сразу привезли в полицию, сфотографировали всех, сделали копии наших паспортов, отпечатали специальные документы. Народ наш не сильно по-английски читает, а я прочел, в принципе, это было важно. Мы общались с единственным подразделением полиции в мире, которое занимается профилактикой и наказанием каннибализма, и количество въехавших туристов должно быть равно количеству туристов уехавших. Поэтому директивно регистрируют всех.  

Чтоб не было никаких претензий, вы подписываете документ, в котором от первого лица заявляете: мол, так и так, в случае чего, не имею никаких претензий. А они пишут: мы искать вас не будем, если вы на свой страх и риск предпринимаете это путешествие, вы информированы о том, что существуют такие риски — или пуля, или ....  

Я бы сказал — честно. Спасибо, что предупредили. Кто предупрежден, тот вооружен, но вооружаться было нечем. 

Подписав эти документы, мы могли идти на все четыре стороны — после того, как они сделали ксерокопии всех наших обратных билетов из Тимики. Тимика — это аэропорт, куда мы летели с острова Бали. Бали, конечно, лучше, чем Новая Гвинея, где постоянно идет дождь. Там нет сезона не-дождя. А дождь в джунглях — это страшно, это раскисшая грязь, колоссальная влажность, ничего не сохнет, вообще. Вы ходите мокрый. Все, что летает, — кусается; все, что кусается, является источником малярии, лихорадки Денге, лихорадки Зика… 

 

— Боже, а люди туда за приключениями ездят! 

 

— Нас в команде было семеро, перед нами за неделю до нас, на Гору была экспедиция, тоже от клуба «Семь вершин». Три человека всего. Они тоже не смогли пройти по джунглям. Их реально могли убить. Наша экспедиция руководилась Сашей Абрамовым,  президентом Клуба; Люда Коробешко — главный гид.  Все семь человек — очень сильные участники. Из них — пять восходителей на Эверест. Три гида… 

 

— Гид — это уже статус?.. 

 

— Да, это человек, который имеет право профессионально работать с людьми, знающий технику, тактику и всё остальное. Он полностью отвечает за клиента. И из этих семи человек у нас было трое, которые закончили программу «Семь вершин». То есть это люди были не только на Эвересте, но и на МакКинли, и на Аконкагуа, и на других вершинах.  

 

 

 

Самая технически сложная вершина из этих семи — Пунчак-Джая, она представляет из себя скальный массив с перепадом вершин около 900 м, и это достаточно протяженный маршрут, который по данным GPS составил более 3,5 км. Реально камнепадоопасная, реально крутые участки, подъем частично он проперилин (перила из веревок — ред.).  

Этим веревкам вы можете доверять, можете с ними лезть, можете — без них. Но часть из них перебита: известняки, как терка, оплетки перетерты, в принципе, вы рискуете. Поэтому нужны гиды, нужен контроль, все это нужно делать четко, внятно.  

Пройти по территории племен было невозможно: племена вообще отказали в проходе группе, которая шла перед нами, они сказали: всё, до свидания, никаких проходов. И единственная возможность — заброситься вертолетом.  

Для того чтобы свести к минимуму все угрозы по лихорадкам, малярии, у нас практически не было акклиматизации. Мы долго ждали вертолета, потому что попасть в погодное окошко было трудно — а ведь вертолет пролетает как раз над открытым, строго охраняемым, карьером.  

 

 

 

Это, я вам скажу, зрелище!.. Он сам хорошо виден из космоса. Это огромный кратер, где работают огромные машины, Комацу… 600 тысяч тонн меди, это второе-третье по величине месторождение меди в мире. И первое по золоту. Кроме того, там еще добывают уран, который находится достаточно высоко, он в достаточно большом количестве. И это особый разговор по Грасбергу.  

Все там охраняется, никого туда не допускают, стрельбу открывают сразу на поражение. Перед нами повстанцы убили четырех полицейских. В единственную гостиницу для белых людей, что там есть и где были мы, странным образом попали мы и  министр внутренних дел Индонезии, большие звезды, охрана, полицейские. Даже на шведский стол на завтрак мы проходили под фейс-контролем. Они прилетели, потому что у них намечалась большая операция по очередной зачистке повстанцев.  

Что там происходит в джунглях, не знает никто. Перед этим в мае была большая забастовка. На этом руднике работает 20 тысяч местных, причем зарплата составляет 1,5 доллара в час, это копейки. И они постоянно бастуют, там постоянно конфликты. И по поводу одного из них в мае этого года приезжал сам Майкл Пенс, вице-президент США. Представьте себе уровень! Он общался с правительством Индонезии. Там логово, там «золото Макккены»! 

 

Там, где пехота не пройдет, где бронепоезд не промчится, турист на пузе проползет, и  ничего с ним не случится

 

— Я понимаю, что если русский человек поставит себе цель, он ее все равно достигнет, но вопрос все-таки остается: откуда у вас возникла идея попасть туда, куда попасть невозможно?! 

 

— Просто совпадение, что эта гора оказалась в сети вот таких вот факторов. С одной стороны, высоко цивилизованная американская инфраструктура, самый высокий карьер в мире, 4000 м, верхняя кромка нашего базового лагеря — у нас с Вершины был виден его кратер. А, с другой стороны — эта дикость и болезни. Живет абсолютно нищее население, папуасы — нищие. И голландцы надели на них штаны, большая их часть каким-то образом ассимилировалась с привозным населением — крестьян привозили из Индонезии… 

 

— Я поняла: чем более недоступную цель вам поставить, тем с большим удовольствием вы пойдете ее преодолевать… 

 

— Нет, совсем не так! Когда вы убеждаетесь в абсолютной невозможности выжить, вы делаете все, чтобы у вас появилась возможность не просто выжить, а выжить с комфортом. Это искусство, вы проявляете себя как творческий человек. Жизнь — это творчество. 

 

 

— И вам это нравится… 

 

— А это всем нравится. Когда нам что-то удается, когда мы творим, почему бы нам это не будет нравиться? Гвоздь забил, чтоб там картину повесить, — уже нравится, уже молодец, уже можно три года вспоминать. 

…Это серьезная экспедиция. Она достаточно дорогостоящая, но, учитывая, что я выполнял сразу две функции — врача, который в любом случае нужен, и гида, да и вообще, приятного собеседника и все остальное, я оплачивал немного — все задают вопросы, где я брал деньги. Нигде. Я работаю, а у меня ничего нет: моей машине в этом году исполнилось тридцать лет, раритет такой, я ее ремонтирую со слезами на глазах. Тем не менее, я прекрасно понимаю, что машину можно разбить, выкинуть и так далее. А этим уникальным восхождением я закрывал семь вершин по версии Карстенс, которая считается топовой. 

 

— То есть та версия, которая была у вас раньше, «Семь вершин», была как бы предварительной и облегченной… 

 

— Нет, Эверест был настоящим, и МакКинли тоже была настоящей, просто Костюшко…  

 

— То есть вы Костюшко заменили на… 

 

— Я добавил! Первая версия осуществилась, когда я был на Украине, а теперь я, будучи гражданином России, выполнил программу как россиянин. 

 

Я вылез первый, так получилось

 

— Так как вы в итоге попали на эту самую вершину? 

 

— Мы залетели туда со второй попытки на еврокоптере — это небольшой французский вертолет, он очень комфортный, но тесноват. Долетели быстро, нас быстро вышвырнули, и он улетел, потому что шла пелена дождя, это просто… Я таких дождей не видел — это когда идет просто стена дождя. Без просвета. 

 

— А восхождение не должно считаться от подножия горы? 

 

 — Нет, счет идет от базового лагеря. Эверест тоже покорялся не с нуля, не с «берега моря». Базовый лагерь Эвереста с севера — 5100. Базовый лагерь — это то место, до которого вы доходите ногами. Дальше начинается технический альпинизм, скальный. Альпинизм начинается там, где заканчивается переноска тяжестей.  

 

 

 

 

…Мы залетели 3 ноября, быстренько поднялись метров на 100 для акклиматизации, прошли несколько веревок перил, опробовали снаряжение, спустились и в два часа ночи встали, чтобы в три утра выйти. То есть у нас сна не было, акклиматизации ноль, все-таки высота лагеря — 4200, а высота вершины — выше, чем Монблан. Вот представьте, что вас с берега моря забрасывают к подножию и вы должны подняться на вершину… 

Через семь с половиной часов мы были на вершине. Мы первые дошли  — я вылез первый, так получилось. Было интересно. Каждый своим делом занимался… 

 

— Ну расскажите же, что вы там увидели! 

 

— Обычная работа… Взошли, протокольное фото, среди нас был первый белорус, который взошел, Вадим Фролов, он давал длинное интервью… 

 

— Как, по телефону, по спутнику? 

 

— На видео! У меня было два протокола: крымский флаг поднять, взять горсть камешков, кинул в карман — что еще может подарить Вершина восходителю? Мы сделали общее протокольное фото… Для меня восхождение — повод к тому, чтобы ехать домой. Знаете, как свой среди чужих, чужой среди своих… У меня нет отдыха — есть смена деятельности.  

И спуск был достаточно сложный — нас застал дождь. Если нам повезло с подъемом, был небольшой туманчик, небольшой ветер, то на спуске мы попали… Ты дюльферяешь (спуск по веревке — ред.), и мы уже спускались, совершенно мокрые, но все было хорошо организовано, обошлось без аварий.

 

 

 

— Вы обошлись без акклиматизации — может, это уже профессионализм? 

 

— Привычка к дискомфорту, наверное, есть. Если вы все время ходите в горы, вы большую часть этих рутинных мероприятий делаете по умолчанию.  

 

— Там было сильно холодно? Я помню ваши предыдущие походы с ледяной бородой… 

 

— Нет, снега не было, мы только издалека видели ледники. А вот дождь холодный. Но снег лучше: ты его стряхнул и все, а дождь не стряхнешь. Все мокро. И палатка тоже.  

Мы спустились вниз, выпили горячего чая, у нас был единственный помощник — повар, которого привезли с собой.  Носильщиков вертолетами возить — дорогое удовольствие. У нищих слуг нет, все таскали сами. Попили горяченького, поели немного — и уже в четыре утра нужно было быть готовыми: ждали вертолет, пока есть окно. Никто не знал, как мы будем выбираться назад. Вход один — и выход один. Назад вы можете идти либо в сторону Грасберга , но  там вас могут расстрелять, либо через перевал и Племена Караваев, Яли, Асматов, Вануату…

 

— Где можно попасть в желудок каннибала… 

 

— За перевальчиком в двадцати минутах от нас были повстанцы. Они туристов не трогают, потому что понимают, что…. Мы тоже понимали: риск был, и риск серьезный. Они жуют там разную дрянь, орех бетеля или пинанг, потом плюются красным, у них глаза стеклянные, то есть наркота там совершенно определенная, местная. А в руках — автоматическое оружие, и боезапаса вполне достаточно, чтобы расстрелять семь человек. Плюс для них большой интерес наша поклажа, какие-никакие материальные ценности — снаряжение, палатки, одежда, спальники… 

Вертолет прилетел без задержки, и мы так стремительно… 

 

 

 

 

 

— То есть вы уложились в сутки? 

— Ну, третьего залетели, пятого улетели — больше суток…  

 

Делайте всё легко, как дышите

 

— Если вы хотите проверить человека на профпригодность, дайте ему минимум времени и посмотрите, что он будет делать, как он им воспользуется. Тем более, если это касается не одного человека, а целого коллектива. Потому что коллективные действия — самые затратные по времени.  

Если вы один, вы можете мгновенно принимать решения по ходу, вы можете импровизировать. А тут у вас первое и главное — обеспечение безопасности. Без акклиматизации тяжело, но когда вы выбираете правильный ритм и правильно пользуетесь предшествующим жизненным опытом и опытом восхождения в том числе, у вас получается.  

У нас получилось. Можно было быстрее взойти, можно — медленнее. Можно было взойти с авариями. Некоторые говорят — вот, все было классно, и начинают рассказывать, почему было плохо. Когда это возникает, я говорю: это было неинтересно. Когда у вас все хорошо — это не интересно. Вот когда есть драматизм… 

Мы вырвались из всего этого… палатка стояла в болоте, в луже. Единственное, что изолировало от этой воды, — это пенополиуретановый коврик, и всё. И ты понимаешь, что все твои вещи — настолько безнадежно мокрые, что просохнут они только в Симферополе. 

 

 

— Когда переживаешь какое-то событие, то смотришь на него одними глазами. А пройдет время, ты понимаешь, что присутствовал или участвовал совсем в другом. Оглядываясь назад, что вы думаете об этом восхождении? 

 

— Отличное восхождение! Я вообще считаю, что когда вы что-то делаете, делайте это без всякого расчета и умысла, как дышите. А после, как говорил Лао Цзы, когда дело сделано, человек должен устраниться. То есть как можно быстрее отойти в сторону от сделанного, каким бы значимым оно не было. И чем эффективнее вы это делаете, тем большее получаете удовольствие.

Кроме того, что у вас есть домашние заготовки, у вас возникает большое количество неожиданностей по самым разным вопросам — например, знание языка.  Вы же не знаете языка короваев, это там одно из самых неохваченных цивилизацией племен. Вы не знаете индонезийского языка, у вас масса проблем с полицией может возникнуть — да с кем угодно. Вы улыбаетесь — и вам улыбаются. В принципе, любой диалог начинается с простых вещей. Они у нас общечеловеческие.

 Если вы страдаете ксенофобией, то да, в общем, вам лучше такой образ жизни исключить, потому что ничего он вам хорошего не принесет. Это не значит, что вы должны обниматься, любить их всех, нет. Просто я напрягаюсь, когда прилетаю домой — чувствую, что там меня понимают лучше… 

 

— Здесь у нас более тонкие и разнообразные социальные связи… естественно, что, когда мы возвращаемся домой, они все на нас обрушиваются, а далеко не все они для нас приятны и легки. 

 

— Вы только про общение в маршрутке или троллейбусе мне не рассказывайте!.. У нас люди вынуждены так поступать, потому что это даже не тенденция, это суть и свойство этой территории, она делает людей такими суровыми, быстрыми на расправу, скорыми на суждение, потому что все мы испытываем ситуации временного цейтнота, все куда-то торопимся, все боимся опоздать…  

 

— Это, мне кажется, вообще свойство человеческой натуры… 

 

— …А Бали меня разочаровало — про него как-то все рассказывали сказки… А это такой пляжный отдых, только качественный. Народ купается в океане, и я купался: было время до самолета — мы ведь рассчитывали, что у нас у нас будут резервные дни, а мы быстро улетели. Кстати, один из нас таки успел подцепить малярию, это 14,5 процента заболеваемости, очень много! Пока карантин не закончился, я тоже сидел дома, думая, тряханет меня сейчас или гроза мимо пройдет. По амебной дизентерии и лямблиозу... лечились почти все. Гельминты (глисты) тоже.

 

— Последний вопрос: а дальше что? 

 

— Жить будем! 

 

— Планы на новые вершины? 

 

— Какие-то вершины будут…  

 

— Но вы про них еще не знаете? 

 

— Вот когда сделаю, мы обязательно встретимся и поговорим. Я опасаюсь что-то озвучивать — по разным причинам. Боюсь спугнуть. Не кажи гоп… Но планы есть! Во всяком случае, я приезжаю домой и каждый раз думаю, что у меня в Крыму еще достаточно планов — более комфортного места по сравнению с тем, где я был, я не видел.  

 

— Разве вы еще не все крымские вершины покорили? 

 

— Да тут любой холмик можно вершиной назвать! Суть же не в том, что вы ходите на вершины — вы коллекционируете эмоции, вы находите себя. Смысл восхождения на Гору — это честный диалог с собой. Я пытаюсь это объяснить, а меня все время возвращают к звездам и титулам. Сходите на Эверест... Экклизи-бурун! На самом деле маленьких гор не бывает и на самом деле общение с горами обязывает тебя быть честным. Потому что если ты будешь врать самому себе, ты никогда никому правды не скажешь — ты ее знать не будешь. Если человек не знает правды, не знает, как она выглядит, как он может призывать к ней других людей… 



[1] Джомолунгма (Эверест) (Азия)

Аконкагуа (Южная Америка)

Мак-Кинли (Северная Америка)

Килиманджаро (Африка)

Эльбрус или Монблан (Европа)

Массив Винсон (Антарктида)

Косцюшко (Австралия) или Пирамида Карстенса (Пунчак-Джая) (Австралия и Океания)