Поздравляем с Днем рождения! Вторая часть книги Валерия Лавруся
Неутомимый путешественник, прекрасный писатель и друг нашего Клуба Валерий Лаврусь отмечает свой день рождения на склонах горы Чегет. Мы поздравляем его и желаем новых вершин в горах и творчестве!
Валерий Лаврусь, член Союза писателей, автор цикла книг "В горы после 50", наш друг и участник многих экспедиций написал очередную книгу. На этот раз речь идёт о восхождении на высочайший вулкан Азии - Демавенд (Иран), которое автор совершил в составе экспедиции Клуба 7 Вершин в июне 2018.
"Валерий Лаврусь, писатель, путешественник, горный турист. 17 лет прожил на Севере. Член Московской городской организации Союза писателей России (МГО СП). Начал писать в 1998 году. Дипломант Международного конкурса им. П. П. Ершова (2016 г.) за книгу «Очень Крайний Север», дипломант Литературного конкурса МГО СП и НП «Литературная республика» в номинации «Публицистика» «Лучшая книга 2014—2016» за книгу «Очень странная история».
Автор серии книг о горах «В горы после пятидесяти» («Эльбрус. Дневник восхождения», «Домбай. С мыслью о Килиманджаро». «Килиманджаро. С женщиной в горы», Эльбрус-2016. Удачное восхождение», «Гималаи. Добрый пастырь Вовка Котляр», «Казбек. Больше, чем горы»). Все книги серии имеют аудио-версии.
Повесть-отчёт «Демавенд. Мемуары несостоявшегося пенсионера» - продолжает эту серию.
Предельно честные книги Валерия оправляют людей в горы прямо из офисных кабинетов.
С книгами Валерий можно познакомиться на сайтах Ridero.ru, Litres.ru, AMAZON.COM. Электронные версии книг – условно бесплатны, это твёрдое убеждение Валерия, который считает, что информация цены не имеет."
Также можно дать ссылки на другие книги Валерия Лавруся
https://ridero.ru/author/lavrus_valerii_moydz/
https://www.litres.ru/valeriy-lavrus/
Присоединяйтесь к программам Клуба 7 Вершин по Демавенду
ДЕМАВЕНД. Мемуары несостоявшегося пенсионера (Часть вторая)
ДЕНЬ #3
Точал (перс. — тучо́л) — гора в цепи Эльбурс на севере Ирана. Высота — 3964 м. Хребет горы растягивается на 12 км с северо-запада на юго-восток. На южном склоне Точаларасположены самые северные районы Тегерана: Шемиран, Дербанд, Теджриш. Из Веленжака к вершине, где расположен популярный горнолыжный курорт, протянута канатная дорога. (Википедия).
Были в Москве разговоры про канатку, были… Ну, хоть бы обратно. Ну, хоть бы половину… Нет! Лето, Рамадан и ещё сто причин. А как бы хорошо было спуститься, хотя бы только спуститься на канатке.
Вышли в семь, наелись яиц (очень уж их много в Иране едят, даже по моим, большого любителя, меркам), взяли завернутый в лаваш некий продукт (что там, мы так и не определили, даже кто пробовал), и вышли на подъём.
Горы в тех краях какие-то сумасшедшие. Опрокинули их там на бок, а потом нарезали, как булку. Какие такие процессы всё переворачивали, какие такие нарезали? И какие такие мы в сравнении с ними мелкие, незначительные, недолговечные, суетливые.
Шли по утоптанной каменистой тропе. Ещё вчера нам обещали пять часов восхождения и семь спуска. А вечером нам нужно быть в Тегеране. На Телебашне в ресторане легендарные Алекс Абрамов и Люда Коробешко отмечают очередную победу Людмилы. Люда хочет стать первой женщиной, выполнившей восхождения: и на все семь высочайших вершин, и на все семь высочайших вулканов семи континентов. Вчера (узнали из Инстаграма) они практически в пургу поднялись на Демавенд. Плохо. Очень плохо. Нет! Что поднялись хорошо, плохо, что Настя оказалась категорически права, рекомендуя кошки, ледорубы и прочий скарб для снега. Снегоступов у них тут нет?
— Рязанова, как ты думаешь, сдохнем мы сегодня?
— Палыч, у меня и вчера был тяжёлый день.
— А кто рвался погулять?
— Не ворчи!
Обычная утренняя разминка. Ирина никак не может разобраться, кто мы друг другу. Формат современных отношений не подразумевает дружбы, не только между мужчиной и женщиной, но и вообще. «Не пойму я вас… Мутные вы какие-то», — разглядывала она нас.
А Галина сама встала за Парисой — хороший признак, после вчерашних прогулок она пойдёт медленно, и дыхания мы не собьём. Майор только начал с нами подъём, а потом куда-то умотал. Беспокойный он. Вчера за ужином рассказывал, что в этих горах с пяти лет, и знает Точал, как свою родную улицу. Теперь понятно. Ему не нужны ни страховки, ни палки, ни крючья, он как ящерица проползёт в любом месте.
Подниматься начал в термухе и флиске, а уже через час я сверху надел гортексную ветровку, а теперь, спустя два часа, подумывал поддеть тонкую пуховку и сменить шляпу на вязаную шапку, но пока только подумывал.
— За той горкой, будет небольшой приют, — показывает вверх Париса. — Минут сорок. Там передохнём.
…На приюте у входа два пса, и больше ни души. Какая-то тоскливая тишина. Входим в каменный домик, Париса рассказывает, что построила его супружеская пара, они в снегопад потеряли здесь сына. Теперь в домике можно пересидеть непогоду, есть настил, есть аптечка, даже камин есть. В камине пусто, но аптечка полна.
— Попьём чаю? — Париса достает из рюкзака литровый термос, — попьём и сразу пойдём, нельзя сидеть.
Сладкий чай в горах — драгоценность! Ирина кромсает свою шаверму и идёт кормить голодных пасов, я отдаю свою. Ира готова сама остаться без еды, лишь бы накормить голодную скотину, вчера она так же щедро делилась ужином с бродячими кошками. Учитывая моё трепетное отношение ко всем мяукающим тварям, Иринку я уже почти люблю. Человек, который так относится к скотине, не может быть плохим по определению.
Оставляем псов сторожить домик, и уходим. Впереди полтора часа подъёма, а снег уже поджимает, окружает, охватывает в кольцо. Мы идём по гриве, по камням, но в кулуарах его наметено по колено.
Полтора часа пробегают быстро. Они тягучи, мучительны, но ты их почти не замечаешь. В горах всегда так. Там время по-другому идёт. Завидев вершину, Кирилл ускоряется, вчера он хвастал, как «победил» своих коллег на восхождении на Килиманджаро.
«Это не ты взошёл, это не я взошёл, это мы взошли!» — сказал наш десантный Полковник на Эльбрусе в 2014, когда я первый раз стоял на вершине. Теперь везде проник этот дурацкий американский дух индивидуального соревновательства. Где совместные восхождения? Где: восходитель подает руку своему брату восходителю… Где: «На руку друга и избитый крюк»? Канули в Лету. В 89-м Первая советская Гималайская экспедиция выполнила совершенно невозможную программу, взошла на вершину Эвереста по контрфорсу юго-западной стены. Мир изумился. Во, русские дают! Но больше такого не повторится. Там работал коллектив, некоторые в ущерб себе, отдавая силы и кислород, лишь бы товарищи сделали невозможное возможным (снова простите за банальность). То была командная работа. Теперь героем хочет стать каждый, тем более за деньги. Как там? «О времена, о нравы!»
— Рязанова, пора завязывать с такими горами. Старый стал. На пенсию пора… — мы стоим на каких-то несуразных железобетонных конструкциях. Кто и зачем всё приволок на вершину — непонятно. Домик понятно, а все эти железки зачем?
— Ага. Хочется теплого моря… — измученная Рязанова часто дышит, она устала, но всё равно идёт фотографироваться «в прыжке». О, женщины!
Наспех перекусываем, кто-то осторожно пробует «шаверму», я обхожусь «Тёмой». В домик приходят итальянцы, кажется, идут они прямо из Тегерана. Герои! За сколько же они сумели подняться? Сейчас почти полдень. Они что в пять вышли? Мы со своих 2800 за четыре часа дошлёпали, а они? С другой стороны, чего удивляться, прямо перед вершиной мы повстречали скай-ранеров, бегунов по горам. В майках, спортивных трусах и кроссовках они бежали на Точал, где царствовали твердый ноль и настильный ледяной ветер, взбежали и тут же умчались вниз. Встречая таких людей, всегда отчётливо понимаешь свою ущербность.
— Холодно, — жалуется кто-то, глядя вслед убегающим полураздетым скай-ранерам. Мы пакуемся и начинаем спуск.
Семь часов! Семь часов нам идти вниз.
Снова приют. Собаки нет, ушли. Не такие уж они и глупые эти псы, трафик здесь довольно напряжённый, за день обязательно у кого-нибудь перехватишь вкусненького. На приюте снова переодеваемся, теперь снимаем тёплые вещи: куртки, шапки, перчатки, заметно потеплело, да и уже разгар дня.
Ещё через час идём уже почти раздетые. У нас длинный сброс высоты, на одной из полуметровых ступеней (по ним мы идём последние полчаса) развалился ботинок Кирилла. Отвалилась подошва. Я уже видел такое на Эльбрусе в 2016-м, тогда вот так же у поляка на спуске с Чегета отвалилась подошва.
Никак не могу понять, почему мы тогда решили, что он поляк? Мы же с ним не разговаривали, флага у него не было, он что пел: «Еще польска не сгинела?» Вроде нет, зато бодро приматывал подошву канализационным скотчем. О! Скотч! А где тут у меня скотч? Брал же… Не-а, нет в рюкзаке скоча! Не взял. Старый осёл! Хорошо, взял ленточный пластырь. Пластырем, а где резинками от рюкзаков кое-как приделываем подошву Киру.
— А можно вызвать вертолёт? — Юля задумчиво смотрит на ботинок Кирилла.
Я с удивлением взираю на эту странную девушку, всё-таки, откуда она такая?
— Наверняка, у нас в торговом представительстве есть свои люди… А у меня деньги… — продолжает бредить она.
Из минэкономразвития, вспоминаю я, вот откуда. «Хеликоптер нихт! Юля!» В горах нельзя понтоваться! Погонами, родителями, мужьями, заслугами, даже своими альпинистскими достижениями, тем более деньгами. В прошлом году на Казбеке один тоже всё выпендривался: «Господа, а вы были в Шамони? Нет?! Вы не были в Шамони? О чём с вами говорить!» Он получил свою оценку у парней из соседней группы: фингал под глаз и кличку Монтбланш. В горах ты или свой, или чужой, Юля.
Я с шумом выдыхаю, хочется материться, но я только дежурно окликаю Кирилла:
— Дойдешь?
— Дойду… — отвечает он, но с каким-то сомнением. Как-то нет в нём той уверенности с которой он взбежал на Точал, теперь ему нужен коллектив. Обычное дело. Дойдёт. Куда денется? Если второй не развалится. Господи, ещё же десять километров…
Через час нас встречает Майор, со скотчем! С канализационным! Благодетель! Пока Кирилл мотает ботинки, я колю кеторол Галине. У Галины коленки — слабое место, а топать ещё семь километров. У всех у нас есть слабое место.
Пока кололись, итальянцы нас обогнали, все-таки они лоси… А мы…
А мы дошли. Мы, конечно же, дошли. Куда бы делись? Вымотанные, измученные, хромые в отеле нос к носу столкнулись с Алексом и Людмилой, только вернулись с Демавенда.
— Снега там, во! — ещё раз обрадовали они нас. — Дважды хотели повернуть. Спасибо Хамиду, только благодаря ему и взошли!
Мда… Уж если они…
Съездили, значит, прогуляться. Сачканули, значит.
Людмила Коробешко. Информация из Интернета.
Родилась Людмила практически в горах, в Пятигорске. Профессиональный альпинист (1-й разряд), горный гид, организатор приключенческих программ. Директор «Клуба 7 Вершин». В 2009 году в составе экспедиции совершила переход к Северному полюсу: «Последний градус» — 111 км на лыжах через торосы и разводья ледового панциря Арктики. В 2012-м первой из российских женщин успешно завершила проект «7 вершин за 300 дней», установив мировой рекорд скорости. В 2014-м организовала первую российскую экспедицию к высочайшей точке Гренландии. В 2016-м возглавила первую в истории России женскую экспедицию на Эверест и стала единственной россиянкой, поднимавшейся на вершину мира трижды. Замужем за Александром Абрамовым.
Из воспоминаний Л. Коробешко «…после рождения сына стараюсь не ходить вместе с мужем в серьёзные экспедиции. Если с обоими что-то случится, будет совсем плохо. Кто-то должен оставаться на земле — так спокойнее…»
ДЕНЬ #4
Слава Богу, на восхождениях всегда есть такие дни. Подготовительные, переездов, организационные. И всегда это дни отдыха и блаженства. А нам очень нужно отдохнуть. От нашей «простенькой» акклиматизации на Точале. Очень.
Вчера Абрамов, рассуждая на тему подобных акклиматизаций и поглядывая на меня («Валер, тебе сколько?.. А, ну мы ровесники!»), философствовал: «В наши пятьдесят четыре… лишний раз напрягаться не стоит. Жалеть себя надо… А то устанешь раньше времени.»
Кто бы спорил, Александр Викторович, дорогой ты наш? Только ты-то сам себя жалеешь? Базовый лагерь Эвереста — тебе дом родной. Сам же говоришь, на 4200 чувствуешь себя лучше, чем на равнине.
В целом, встреча прошла, как сегодня говорят, в дружеской неформальной обстановке. Нам вручили: майки «7 Вершин» и Федерации альпинизма Ирана, рюкзаки и книгу Алекса Абрамова и Люды Коробешко. Потом ели. Потом знакомились с главным гиди — Хамидом. Потом была автограф-сессия, а потом к нам в лице неугомонной Юлии неожиданно нагрянула официальная часть. Встав посреди встречи и вдруг всех прервав, она предложила тост в честь Дня Независимости России. «От татар» — неловко пошутил Алекс после некоторой паузы. А я солидарен, тоже не понимаю все эти новомодные праздники. Одно хорошо, лишний выходной день. Возможно когда-нибудь, возможно много лет спустя, этот праздник станет привычным и понятным, возможно, но сегодня это искусственное образование. У России, слава Богу, хватает дней для праздников. Россия — она ого-го-го! Но чиновникам минэкономразвития так не кажется, и они официально, Юлия прямо подчеркнула «официально», попытались нам его организовать. А ещё Юлия тут же принялась «ковать железо», решая с Алексом грядущие вселенские проблемы взаимодействия Минэкономразвития и «Клуба 7 Вершин». Всё это было как нельзя кстати. Зато Кириллу повезло, в конце вечера он получил ботинки от Абрамова! От самого Алекса Абрамова! Я бы возгордился, ей-ей. Думаю, и Кирилл был счастлив, а, главное, не нужно завтра метаться в поисках ботинок, тем более в Иране они дорогущие-е-е-е (виноваты санкции: и прошлые, и будущие). Нужна была ещё поилка для Ирины… Как-то всё неожиданно у нас стало выходить из строя, может знак какой?
Закончилась встреча за полночь, некоторые особо активные (не умотал их Точал) всё рвались покурить кальян, но переезд от Телебашни к гостинице в ночных пробках (Тегеран таки встал) занял почти целый час и наконец успокоил горячие головы, на подъезде все потихоньку дремали.
На следующий день мы выехали до деревни Полур, на базу Федерации Альпинизма Ирана. Там мы должны переночевать, а на следующее утро ехать на стартовую точку восхождения на Демавенд: Мечеть (3050).
Но по факту ночёвку Абрамовы нам организовали в другом месте. В Полуре мы только получили пермиты на восхождение, сфотографировались с Президентом Федерации, нас накормили, дали возможность сфотографироваться с маками — обалденными огромными красно-чёрными маками, пересадили на другой транспорт и повезли получать удовольствие. «Мы всё там с Хамидом объездили, — рассказывал Алекс на встрече, наш главный гид согласно кивал головой. — В Лариджане вам понравится. Там всё. Номера люкс. Ванны с источниками. Ресторан…». Интересно, с чего вдруг такая щедрость? У нас коммерческое восхождение, все деньги учтены-переучтены… Только потом мы поняли: местные «немного» слукавили, сыграв на разнице курса валют. После последних санкций риал рухнул аж ещё в два раза, но официально курс оставался тем же, однако на чёрном рынке всё было куда подвижнее и интереснее. А карточки и наличность нам выдали по официальному курсу. Разность курсов и позволила «расширить возможности». Кстати, на тот момент в России уже начался Чемпионат, и некоторые журналисты кинулись расследовать двойные расценки в торговле и обслуживании (одна цена для своих, другая для гостей). Но выяснилось, гости не в обиде: «Пусть! — говорили они, — люди хотят заработать, хорошо же!» И я говорю: «Пусть!», и мы не обеднеем, тем более не так много денег было потрачено.
По дороге в Лариджан Хамид завёз нас к историческим пещерам в горах селения Кафарколи, показать, где ещё совсем недавно, буквально, в XX веке жили люди. Как они это делали? Без электричества, без водопровода… Мы бодро взобрались на пригорок, но в сами пещеры полезли только Хамид и Париса, а из наших сумел взобраться только Валера. Попробовал, но ретировался наш самый молодой коллега Михаил. Михаил и Валера новые члены команды, они присоединились буквально вчера, на Точал угробляться они не ходили, теперь свеженькие, чистенькие, со здоровыми коленками, голеностопами и прочими частями ног, рук они ехали штурмовать Демавенд. Для моего тёзки Демавенд — экзотика. У него в копилке все семь высочайших вершин семи континентов, включая честную и сложную аляскинскую Денели. Михаил Демавенд увидел с борта самолета, возвращаясь с Килиманджаро. Жаль, Точал не увидел… Всегда хочется, чтобы не ты один влетел в задницу. Так люди коллективно затаскивают в ипотеки и банковские кредиты своих друзей. «Ты что, до сих пор не взял ипотеку?!! — изумляются они. — Что ты? Уже все взяли!» И ты, осознавая свою ущербность, идёшь, берёшь, и залезаешь в кабалу, зато всё, как у всех. Вот и Михаила нам хотелось спросить: «Почему на Точал не приезжал? Все приехали… А ты?» Валеру так спросить не могли, он мог бы и ответить: «А вы чего на Эверест не ходили? Все уже сходили… А вы?»
Валера в пещеры забрался, держит марку семивершинника. Мы, как истинные бравые офисные планктоны, стояли, разинув рот, и подбадривали его криками, делая исторические кадры: «Валера в пещере», «Валера и Хамид в другой пещере», «Валера, Хамид и Париса в ещё одной пещере». Осталось дождаться, когда Валера станет исторической личностью и тогда… Можно зажмуриться и представить, что тогда… Но продолжим.
Если вы путешествуете, как обычный турист, на каком-нибудь простеньком Ровере или на этом, как его… на Гелентвагене, то отель, в который нас поселили, вас не впечатлит. Нет! Но нам… Но мы… Мы же рассчитывали на общую комнату с двухярусными кроватями в доме Федерации Альпинизма, а тут номера в несколько комнат! Нам с Галиной досталась трёхкомнатная студия с двумя спальнями и двумя широченными кроватями. Был в номере и скольки-то десятков дюймов телевизор, но от телевизора в горных экспедициях отвыкаешь быстро, по-русски они не разговаривают, всё больше поют на местном наречье или рассказывают прогноз погоды на немецком, причём погоды в Германии, причём в Баден-Бадене. Очень важная и нужная информация. Поэтому телевизор мы не включали, зато нещадно эксплуатировали чайник. Чай в горах пьётся по любому поводу.
Источники подавали на цокольном этаже в купальне, оказались они воистину горячими. Не тёплыми, а горячими! Сорок градусов, не меньше. И с запахом сероводорода. Привет Вулкану. По факту в такой воде без предварительной подготовки можно сидеть минут пять, от силы десять. Но все, особенно те, кто уже вкусил радость общения с горами (за исключением Юлии, она не пошла), тут же в «живой» воде захотели залатать пробоины в «скафандрах», и запарились минут на двадцать. Последствия не заставили ждать, по возвращении в номера народ вырубился аж до самого ужина.
Как назывался поселковый ресторан, не спрашивайте, там всё вязью и кракозябами, у них и цифры-то хоть и считаются арабскими, но на самом деле ни разу не арабские, врут. Нас усадили на два топчана с коврами, прямо с ногами, и еду подавали прямо под ноги. В несметных количествах подавали. Жаренное мясо. Всякое. По-всякому. И я взбунтовался. «Я не ем жареного!» — вскричал я (я не только известный скандалист, но и известный привереда). И для меня лично принесли дизи! Это такое иранское жаркое в горшочках с картошкой, бобами и нутом. Я бы его так и съел, как у нас едят жаркое, но Хамид не позволил свершиться кощунству. Он отобрал у меня шанцевый инструмент и продемонстрировал, как правильно кушать, вкушать дизи.
О-о-о-о! Это целое искусство.
Блюдо подается в горшочке с металлическим ухватом, с пустой глиняной тарелкой и стальным пестиком. Жидкость из горшочка сливают в тарелку. Из горшочка достают кость с мясом, отделяют мясо и возвращают в горшочек. Потом берут пестик, и всё в горшочке тщательно перемалывают. Едят дизи ложкой, обязательно ложкой, исключительно ложкой, а в тарелку макают хлеб (тонкий лаваш). Вкусно-о-о-о!
И все были сытые! И никто не ушёл обиженным!
***
Иранская еда.
Иранская еда — штука вкусная и интересная. В отличие от своих соседей Иран не злоупотребляет специями, но очень любит кислое и везде сыплет щафран.
Главный национальный гарнир — рис.
Главное национальное блюдо — кебаб. Из говядины, из телятины, из баранины, из курятины. Свинину, понятное дело, в Иране не найти.
Мясо жарят на углях, иногда тушат со множеством овощей (картошкой, бобами, нутом, помидорами), с грецким орехом, гранатом, барбарисом и опять же шафраном.
Есть супы, самый распространённый ячменный.
В горах есть рыба, в ручьях водится форель, но нас не кормили.
Хлеб — исключительно тонкий пресный лаваш, другого не видел.
Есть прекрасное фисташковое мороженное. Много йогуртов, едят так и добавляют в салаты из свежих овощей: помидоров, кабачков, цукини, латуков.
Кажется, уже писал: одна из особенностей иранской кухни любовь к кислому. Очень популярен салат из неспелых зеленых слив с солью. Или заправка к салату из сока незрелого винограда. Кисло-о-о-о! Вырви глаз!
Всё перечисленное характерно для столичного региона, где мы жили и перемещались. Но и для всего Ирана в принципе тоже. На северном Каспийском побережье и на южном побережье Персидского залива, конечно, рыбные блюда представлены более широко, но сами иранцы всё равно больше любят мясо!
А ещё, Иран чуть ли не основной мировой поставщик сухофруктов и орехов. Большая страна, большая и разнообразная.
Да! Пьют иранцы чай, кофе, шафрановый настой (вещь специфическая, пахнет «больницей»). Вина нет. Вина не пьют. Или прячутся.
АСГ #2
Вина нет, дам нет, друзей нет, общества нет, еда специфичная. При шахском дворце было скучно. Боже, как было скучно! И Александр Сергеевич затосковал. Слава богу, пробыли они в Тегеране недолго, буквально четыре месяца, а потом вместе с посланником вернулись в Табриз, столицу провинции Восточный Азербайджан, ближе ко двору наследного принца Аббаса-Мирзы, именно, он в те времена фактически определял политику Персии. И там было поживее. Деятельная натура молодого секретаря, требовавшая постоянной активности, наконец-то нашла точку приложения, и погрузилась в рабочую суету, благо дел у посольства было невпроворот. Первой серьёзной работой Александра Сергеевича стало освобождение российских военнопленных, оставшихся с прошедшей войны, и их четырёхмесячное, мучительное конвоирование в Тифлис по недружественной территории.
В Тефлисе, куда он прибыл в конце 1819 года, Грибоедов знакомится с всесильным кавказским наместником, легендарным генералом Ермоловым — победителем Кавказа. И уже через два года, в феврале 1822, Ермолов попросит министра иностранных дел Нетсельроде перевести Грибоедова под его начало на должность секретаря по «иностранной части».
Закончилась первая служба в Персии. За короткое её время (а, в общем, не такое уж и короткое) неспокойный секретарь посольства нажил себе кучу болезней и кучу недругов. Причём не только в лице английского посланника, что, учитывая взаимные претензии Британской и Российской корон, неудивительно, но и самого Аббаса-Мирзы, хотя, кажется, именно он уговорил отца наградить Грибоедова орденом Льва и Солнца 2-й степени, возможно, надеясь больше никогда его не встречать. Кстати, общий характер взаимоотношений между Персией и Россией благодаря миссии Мазаровича, а значит и его секретаря, можно было охарактеризовать, как «потепление». Как потом оказалось, временное.
В Тефлисе Грибоедов интенсивно лечился (сломана рука, кашель с кровью), Ермолов службой его не обременял, а вскоре и вовсе отпустил в длительный отпуск в Москву, заняться здоровьем.
О, счастье! Не, конечно, Москва не Петербург, но ведь и не Тегеран и не Тебриз, и даже не Тефлис. Александр Сергеевич вновь, спустя почти четыре года, с удовольствие погрузился в праздничную пучину светской жизни.
Он пишет свою знаменитую комедию, читает её в салонах, его принимают, его любят, его обожают, ему прощают его несносный характер… Но он скучает. Как его Чацкий, явившись «с корабля на бал», он мечтает вырваться из вдруг ставшей «душной» Москвы. Государь, Александр Павлович, помня его персидские заслуги, даёт высочайшее соизволение покинуть страну для поездки на воды, тем более Грибоедову, действительно нужно лечиться. Однако нужда заставляет его отложить поездку. Нет денег. Он даже пытался заложить свой орден. И тут…
Декабрьское восстание.
Грибоедова арестовали в феврале 1826 года по показаниям Трубецкого, Оболенского и других участников мятежа.
Следствие по его делу велось полгода, до июля, но ничего предосудительного не сыскало, и Александра Сергеевича оправдали. Государь собственноручно постановил: «Выпустить с очистительным аттестатом».
Однако за время следствия с ним что-то такое произошло. Возможно, он испугался. Или нет, он снова изменился. Во всяком случае на допросах он полностью отказался от каких бы то ни было связей и знакомств с мятежниками, хотя в действительности, как почти любой столичный либерально-настроенный молодой человек (чего только стоит его комедия!) не мог не общаться с ними. Кажется, он даже несколько раз выполнял поручения тайных обществ.
Но за те полгода он всё для себя решил. Отныне он прилежный слуга царю и Отечеству. И в сентябре 1826 года Александр вновь отправляется на службу в Тифлис, тем более что чувство долга подкреплено настойчивыми просьбами матери: нужно выдавать замуж дочь, а денег на приданное у Грибоедовых нет.
Тем временем события на Кавказе разворачивались стремительно. Абасс-Мирза, подговариваемый англичанами (а вы думаете «новичок» это только сегодняшние тенденции?), решил воспользоваться (в который раз), временной слабостью Империи (весьма болезненная для государства смена императора), и в июле 1826 года без объявления войны десятитысячным корпусом перешёл границу. Началась очередная русско-персидская война.
Ближе к зиме генерал Паскевич наголову разбил персидские войска и даже вышел на новые территории, но потом боевые действия застопорились. На Кавказе начались перемены. Новый государь Ермолова не любил. Считал, что тот слишком вознёсся, слишком много у него власти на Кавказе, более того, с началом войны развилась нездоровая конкуренция между наместником и командующим армии, и в марте 1827 года Николай меняет Ермолова на всё того же Паскевича.
Казалось, вот и закончилась карьера Александра Сергеевича, снят его покровитель. Но новый наместник вдруг издаёт приказ: «Принять в ваше заведывание все наши заграничные сношения с Турцией и Персией, для чего вы имеете требовать из канцелярии и архива всю предшествовавшую по сим делам переписку и употреблять переводчиков, какие вам по делам нужны будут». Это он Грибоедову! Эдакий министр иностранных дел при новом кавказском наместнике получился. Нет, не потерялся, а ещё и подрос, наш Александр Сергеевич!
И он заработал. Ух, как заработал! Куда подевался легкомысленный повеса и бретёр?
Он мечется по всему фронту. Уговаривает коменданта Абасс-Абада сдать крепость, сохраняя тем самым жизни тысячам русских и персидских солдат. Едет на переговоры с самим Аббас-Мирзой, прямо в ставку, что уже само по себе смертельно опасно, причём в это же время он переживает сильнейший приступ лихорадки. Тем не менее, проводит тяжелейшие переговоры, которые длятся аж пять суток! Попробуйте, с температурой в 39 хотя бы просто посидеть на рабочем месте. А он слушал, писал, анализировал, размышлял, хитрил, даже шпионил. Договориться не удалось, но это уже не имело особого значения. 1 октября 1828 года русские войска заняли Эривань, 13 октября, перейдя границу, с боем взяли ставку Аббаса-Мирзы Тебриз, и война закончилась. Нужно было срочно составлять очередной мирный договор.
Если набраться наглости, если всё упростить, как обычно любят беллетристы, то после себя Александр Сергеевич оставил минимум три гениальные вещи: комедию «Горе от ума», «Грибоедовский вальс» и Туркманчайский мирный договор.
О! Туркманчайский мирный договор. По нему Персия не только лишалась всех своих кавказских владений, флота на Каспии, двадцати миллионов рублей серебром контрибуции (деньги по тем временам колоссальные!), но и, как писал Фридрих Энгельс (воспользуемся его авторитетом): «Туркменчайский договор превратил Персию в вассала России».
По сию пору в Иране, если человек вдруг всё потерял: деньги, состояние, положение, говорят: «Вай-вай… Туркманчай!»
Докладывать государю о результатах мирных переговоров Паскевич послал Грибоедова, по сути автора мирного договора.
Безусловно, Александр Сергеевич мог гордиться столь выдающимся достижением. Но он был невесел, он справедливо полагал, что персы затаили к нему огромную личную неприязнь, причём Аббас-Мирза более всех, принц считал условия договора абсолютно неприемлемыми и унизительными. Грибоедов буквально бежал с Кавказа…
Окончание следует