2016, Январь

И вот наконец-то самолёт Москва – Бомбей – Калькутта. Почему Калькутта, а не Дели и Катманду, узнал только сейчас на вечере от Мысловского. Опять из-за денег. Были такие рейсы, на которых развозили книги на русском языке для популяризации. Договорились и полетели. В Бомбее нас из самолета не выпустили из-за пожара. В Калькутте уже поздно вечером, а выезжали в пять утра автобусом. Решили посмотреть город, вышли из отеля, напротив публичный дом, «работницы» предлагали услуги, ретировались. Подходили люди, плохо одетые, грязные, просили милостыню, шли за тобой с протянутой рукой. Люди спали на тротуаре или в оконных углублениях, у некоторых на ногах короста, язвы, тут же мать кормила младенца. Откровенно говоря, были ошеломлены всем увиденным.

Выехали в пять утра, поехали на север к границе с Непалом, город уже кончился, а улица не кончалась. Дома, лавки, люди и так бесконечно. Шофёр беспрерывно сигналил, доктор, Валера Карпенко, подсчитал, что максимальное время без сигнала – две минуты. Автобус, раскрашенный как динозавр на карнавале, «вела» целая команда: шофёр – сингх - чалма, усы, борода, остроконечные ботинки, дальше механик – заправить, отремонтировать, шофёр ни-ни и ещё мальчик на побегушках – он свистел, стучал по стенке автобуса, иногда выбегал вперёд, чтобы отогнать нерадивую козу или корову. А корову давить совсем нельзя, свято, восемь лет тюрьмы!

Сразу до места назначения не доехали. Остановились на «автовокзале» какого-то посёлка. Хотелось есть, было много харчёвен, но как куры на шесте, никак не могли усесться ни в какую, пугала антисанитария. Но делать нечего, мужались и решились. Легли, кто где, на рюкзаках в автобусе, кто спал на циновках в ночлежках встали в четыре утра, заеденные блохами». Поздним утром доехали до нашего пункта назначения поселка Джогбани. Возникли проблемы, груз наш здесь, но нет руководства, и выяснилась неприятная ситуация – в этом пограничном пункте уже 10 лет нет проезда иностранцам. Причина, как потом узнали, проста – в бедности района, не хотели показывать. Целый день ходили по одной улице, полицейский запретил приближаться к пограничному шлагбауму ближе, чем на 100 метров и фотографировать. Вот местные окружили Володю Сувигу, слышно как он доказывает – «да я такой же «драйвер» (шофёр) как и вы!», - а в ответ – «э..э..э… «драйвер» с золотым фиксом не бывает!» А вот корова «создала» очередную «лепёшку» и тут же женщина её подобрала, это уже достояние – топливо для очага.

Но ничего вечного нет, и все проблемы когда-то решаются. Объехав 200 км, мы перебрались в город Биратнагар, а через пару дней в деревушку Базантапур, откуда и стартанули в треккинг к базовому лагерю. В сумме у нас 20 тонн груза и это вылилось в 650 носильщиков. Каждый нёс по 30 кг, получая 40-60 рупий, но некоторые брали по два груза. Для сравнения – за раз можно было поесть рису, основной их пищи, на 12-15 рупий.

Караван растянулся на две недели, движение из-за муссонов по верху гребня, примерно на 3000 метров. Во время непогоды, снега, портеры снимали сланцы, в них ещё хуже. Ноги у всех жилистые, хорошо развиты икроножные мышцы, бёдра, ступни огрублены, у многих глубокие трещины на пятках. Но возникали трудности не привычные для нас. Снег и холод распугал многих портеров и они, побросав грузы кто-где, разбежались. Выручил офицер связи, применив резкие меры, посадил в полицейский участок шестерых и сказал, что посадит и их семьи. Слух быстро разнёсся и возымел действие, все грузы постепенно снесли в одно место, недовольные ушли, а нам пришлось набирать новых портеров. Или другая ситуация. Основная дорога шла по гребню с двумя опасными переходами, поэтому пошли низом долины через лесную чащобу с крутыми склонами. Портеры стали требовать увеличения зарплаты за опасную дорогу, а у нас смета, по которой 60 рупий и не больше. Столкнулись две системы – они требовали за больший и опасный труд большей оплаты, а мы говорили, что договор дороже денег – они в ответ, что о такой дороге вы нам не говорили. Мы застряли на четыре дня .

Сирдар (старший над носильщиками) подключил ледовых носильщиков, это отдельные люди для работы на леднике. Им было положено выдать одежду, обувь и подстилки. Из-за оптимизации наших расходов в Союзе этот вопрос решили с помощью киногруппы. Лёня Трощиненко достал б/у шинели Нахимовского училища и неликвид фабрики «Скороход» - резиновые сапоги большого размера. Когда всю эту компанию одели, то получилось суперэкзотическое зрелище в сапогах и в шинелках с блестящими пуговицами. Без смеха нельзя было смотреть, некоторые залазили в сапоги прямо в кедах. За этот прокол, в конце экспедиции, пришлось расплачиваться деньгами.

Сделав по 3-4 ходки по леднику, все добралась до базового лагеря на 5500м. Во время забросок у носильщиков кончился их любимый рис, были перебои со снабжением. Так они стали вскрывать наши баулы и выискивать высотные пайки. Потом мы встречали на снегу брошенные вскрытые и несъеденные банки с икрой. Оказалось, что они «рыбьи яйца» не едят.

Началась работа на горе. Заброска грузов и обработка маршрута служили нам одновременно и акклиматизацией. По идее нам должны были помогать 16 высотных носильщиков, объём работы большой и они были запланированы. При опросе, о желании быть на вершине, согласие дали человек десять. Для них это было важно, восходитель резко повышал свой статус. Но поначалу мы занялись их обучением передвижения на жумарах по верёвкам, поскольку, сразу же за базовым лагерем, был крутой снежно-ледовый взлёт, что нас озадачило. Погода стояла переменчивая, солнечная сменялась снегопадами и приличным холодом. Я жил в кемпинге с Мишей Можаевым и было здорово, когда он был на выходе, можно было залезть сразу в два спальника и соответственно для него, когда я уходил.

Вспомним тех, кто сделал большое дело, но их сейчас рядом с нами нет!

 Халитов Зинур (1958-1990) - погиб на Манаслу

Луняков Григорий (1955-1990) - погиб на Манаслу

 Леонид Трощиненко (1945-1990) - лавина на пике Ленина

Шейнов Александр (1958-1992) - трагедия на параплане

Хрищатый Валерий (1951-1993) - лавина на Хан-Тенгри

Балыбердин Владимир (1948-1994) - автокатастрофа

Виктор Пастух (1957-1996) - погиб на Шиша-Пангме

Букреев Анатолий (1958-1997) - погиб на Южной Аннапурне

Сергей Арсентьев (1958-1998) - погиб на Эвересте

Туркевич Михаил (1953-2003)

Старший тренер-Иванов Валентин Андреевич - (1941-2013)

Выход на гору длился 4-7 дней, в зависимости от цели, и было необходимо установить три промежуточных лагеря на основной ветке: на 6100м, 6500м и 7300м. С третьего лагеря дороги расходились по трём направлениям: западном, центральном и южном. На каждой ветке по два промежуточных лагеря на высотах 7800м и 8200м. Рюкзаки обычно были по 15-20 кг.

На третьем выходе наша российская группа, Жека Виноградский, за старшего, Саня Погорелов, Володя Каратаев и я, делала четвёртый лагерь. Шли на смену группе Бершова в составе Туркевича, Пастуха и Хайбулина. Они передали по рации, что до намеченной точки не дошли, поставили палатку в удобном по ситуации месте, но ураганный ветер порвал верхний тент этой импортной «Салевы», поэтому ночуют только во внутреннем, мёрзнут, в голосе паника. У нас вдруг Саня заявил, что заболело горло, и он уходит вниз из третьего лагеря. Встретились с верхней группой в середине перехода, спускавшейся как в замедленной съёмке, перебросились мнениями. Дошли до их ночёвки с упорством обреченных, Володя сильно отставал. Ветер гудел по склону с циклом прибоя. Больше всего давило на психику его постоянство. Решили с Женей подняться на пару верёвок под скальный выступ, там должно дуть меньше. Сходили, посмотрели, ничего подобного, всё также, но есть хорошая площадка. Спустились, взяли в рюкзаки под завязку и опять вверх.

Шаг, два, три и страшная одышка. Где-то на двадцать вздохов приходили в норму. Прокачивали воздух через себя, как вентилятор, а толку никакого. Но надо, надо это сделать! Наконец долезли, достали уже нашу, отечественную полубочку, но её вырывало из рук порывами ветра. Пытались любыми способами закрепить, удалось её расстелить, и я упал «крестом», удерживая телом, руками и ногами концы палатки. Жека стал закреплять оттяжки. Долго, очень долго он это делал, я весь промёрз, ветер всё из меня выдул. Но я его понимал, без рукавиц, на ветру и морозе, никому этого не пожелаешь. И в данной ситуации он видимо был лучший. На следующий день думали поработать выше, ни черта подобного, при таких условиях не возможно. Сделали грузовые ходки и защитную стенку от ветра, но ветер её «сожрал». Вторую стенку сделали уже в метр толщиной, но помогла мало.

Утром стали спускаться, вниз не вверх, но тяги нет. До такой степени нет, что обидно, шли на «автопилоте». Никогда вроде такого не было, чтобы садился отдыхать на спуске. Поздно вечером пришли в базовый лагерь. Горло воспалено, сглатывать не возможно, раздирающая боль, в организме опустошение.

А, утром, я «окосел»! До завтрака, вместе с доктором Валерой Карпенко, чистили зубы. Пожаловался ему на соринку в глазу. «Так-так, какого цвета, движется ли за зрачком, так-так. Тебе, наверное, не нужно ходить на траверс».

- Боже, какой траверс, меня туда ещё никто не звал, с обработкой не кончено и состав траверсантов не утверждался, - «Ладно, посмотрим!»

За день до четвертого выхода он мне сказал, что не пускает меня - «У тебя кровоизлияние в глазное дно. У меня такое было. Возможно отслоение сетчатки. По теории две недели стационара. По медпоказаниям нахождение человека выше 6000 метров вообще вредно!». - Меня как обухом по голове! Я к нему объясняться – «Мол, ты не понимаешь, что творишь. Нога, рука сломаны или ангина – это понятно, я бы сам не просился». - В ответ – «Нет!» - «Слушай, я два года готовился сейчас, а в общем двадцать лет, ущемлял себя, ущемлял семью – это мой своеобразный итог» - он ответил, что меня прекрасно понимает, и ему очень трудно было принять такое решение, но не простит себя, если я вернусь в семью без глаза». Я к ребятам – только сочувствие, я к тренерам, они – «Это удел врача!»

Засуетились киношники, наконец-то созрел острый сюжет. Карпенко говорил, что как врач он обязан был сделать это, но вот он меня подлечит и, если всё будет хорошо, то пустит на основной выход. Мысловский сказал, что тренерский совет возражать не будет и, обращаясь ко мне, добавил - «Сергей, горы стоят и будут стоять, какие твои годы!». Но я его «не слышал». Только гора могла нас «развести». В ответ я огрызнулся – « Уйду один наверх, ночью, мой глаз – моя ответственность!»

Сказать, что я был зол на доктора, значит, ничего не сказать! Ребята ушли вверх, делать пятый лагерь и, главное, с возможностью взойти на вершину, а я поплёлся вниз, в зелёную зону, очерняя весь мир и проклиная судьбу. Уже после экспедиции до меня дошли слухи, что ещё у двоих была такая болячка, но как- то и кто-то решил вопрос другим способом и наружу это не вылезло. И я много раз, после, анализировал ситуацию, ведь было потом ещё 14 восьмитысячников и без рецидивов. Да, переработал я тогда, перегрузился, кинулся с открытым забралом на стихию, а она этого не терпит.

Экспедиция в целом двигалась своим верным и степенным ходом, но были плоскости соприкосновений, будоражащих её изнутри. Первая и основная - это противостояние «кислородников» и «безкислородников». Руководство настаивало работать с кислородом для гарантированного успеха. В противовес им группа активистов ратовала за максимальный спортивный успех, и на обработке и на траверсе идти без использования кислорода. Среди участников яркими выразителями первых были Бершов и Туркевич. Михаил делился своими соображениями – «Вы шо? Учёные доказали, что от высоты отмирают клетки головного. Оно нам это надо! И потом, после Эвереста у нас было полно выступлений, никто особо и не интересовался, как мы шли, главное, что зашли». Активнейшими сторонниками обратного подхода был Балыбердин и Хрищатый, как ярый выразитель всех воспитанников казахской школы под руководством Ильинского Ерванда Тихоновича.

Ну, не знаю, по поводу первого, разве что только если немного-немного. ))) А ходить без кислорода, - это «от бога», если судить по Эвересту, то примерно 10 процентов от всех восходителей, хоть в мире, хоть в России. И как показали итоги экспедиции, каждый был «себе на уме» и сходил так, как считал нужным!

Вторая плоскость – это отношения: киногруппа – руководство – участники. Не находилось понимания и киношники как бы мешали руководству по исполнению планов. В конце концов, они раздали кинокамеры и фотоаппараты участникам групп, при этом доплачивая за киносъёмку, что внесло раздор уже внутри групп. Возросла нагрузка на группу, снимающий отставал и тормозил движение, но при этом оставался в выгоде. Выход напрашивался очевидный – как-то заинтересовать всех - и руководство, и участников, но этого не было сделано.

Пару малых «вулканов» возникло тогда, когда группа Елагина взошла в третьем выходе на Главную вершину, как бы ни по плану, с опережением графика. Хотя «показаний» для такого поступка не просматривалось, но кислород сделал своё дело. Больше всех возмущались «эверестовцы» - «и слабы, и не может этого быть, и поскольку москвичи, то «блатные». Их больное самолюбие было задето. И ещё, когда, Мысловский и Чёрный рванули на Главную вершину между четвёртым и пятым выходами. Старшему тренеру, Иванову Валентину Андреевичу, только радикальными угрозами удалось это пресечь. Тут уже все участники, как куры в курятнике при появлении лисы, «раскудахтались» - «нарушение мер безопасности, может быть срыв экспедиции» - что было верно. Но между собой делились, что грош цена будет экспедиции, если все тренера и хозработники будут лезть на вершины, в чем тогда наша сила, готовившихся два года.

Четвёртый выход закончился очень успешно, все пять групп поставили пятые лагеря и сходили на горы. Затем собрались в зелёной зоне для отдыха и восстановления перед решающим выходом. Тренерский совет стал определять состав траверсантов. Ефимов Сергей Борисович переговорил с каждым персонально по поводу самооценки. Все как один заявили, что готовы и что траверс цель всей их жизни. Вроде всё просто, за годы отбора сложился рейтинг, сильнейшие идут на траверс, плюс-минус небольшие изменения. И тут Валентин Андреевич сказал, что не знает по какому критерию отбирать - «Думаем от каждой группы по два человека, всего десять, пойдут «пятёрками» во встречных направлениях. Соберёмся на тренерский совет и решим». А в тренерский совет входили, кроме тренеров, «старые гималайцы» и руководители групп. В результате «кислородники» взяли верх, Хрищатого, как наиболее «ретивого» не включили в состав траверсантов. Обстановка накалилась, привычная логика была нарушена, народ поляризовался, некоторые перестали разговаривать друг с другом….

Часть 1