2015

Швейцарец Штек и каталонец Жорнет пробежались по знаменитой стене смерти в стиле от машины до машины.

Для Ули это было 38-е прохождение маршрута Хекмайера, для Килиана - первое. Просто для удовольствия!

Выбираю себе новую альпинистскую палатку на замену трекингового Hannah Trekker 3 (в котором под Эльбрусом ночевали 5 человек). Сегодня заказал другую палатку и решил сделать обзор существующих вариантов на сегодня, потому что нужно выложить все, что думал.         Но сначала - желаемые характеристики (фактически, равноценные): вес (до двух килограммов) ветро- и водостойкость […]

Запись Альпинистские палатки 2-х местные. впервые появилась Проект Alp.

Время светлых надежд, оно было очень коротким. Это когда многие из  нас поверили в дружбу с американцами.  На этом фоне состоялись два знаковых мероприятия: Экспедиция мира на Эверест (1990 г) и Трансатлантический переход международной команды (1989 – 1990).

К сожалению, остались преимущественно ностальгические воспоминания. Как выяснилось - мы не ровня американцам, а китайцы так и не пожелали раскрывать свою сущность. Хотя кроме ностальгии по оборвавшейся дружбе, остались еще реальные результаты.  Это восхождение звезды Виктора Боярского, человека сделавшего невообразимо много в своей области. И его китайского коллеги Чин Дахо, который был главным локомотивом вторжения своей великой страны на Ледовый материк.

Think South: How We Got Six Men and Forty Dogs Across Antarctica

Think South – это даже нельзя пытаться перевести, до того это чисто американское выражение.  Остальное понятно любому.

Участниками Трансантарктической экспедиции 1989–1990 гг были представителям шести государств мира — США, Франции, Великобритании, Японии, Китая и СССР. Им удалось преодолеть на лыжах и собачьих упряжках более 6000 километров, пройти через Южный полюс и впервые пересечь Антарктиду по самому протяженному маршруту без использования механических средств.

Пусть наши дети, а также историки удивятся, какие бы времена, когда весь мир был  вовлечен в общий проект. Как это делалось, сложнейшая логистика, сложнейшие переговоры – всё это тема рассказа Кэти. В предисловии Уилл Стигер говорит прямо: «Она – гений, без нее ничего не получилось бы». Но дело не только и не столько в способностях, сколько в преданном сердце, в полной отдаче в работе, можно даже сказать, в самоотверженности автора книги… Это было ее главным делом в жизни.

Как молоды мы были

Как общались с президентами

И есть что рассказать, теперь

Книга секретаря  Уилла Стигера и менеджера проекта Кэти Де Молл посвящена не только самой экспедиции, но и 25 годам прошедшим с того времени. Что происходит с Ледовым континентом, со всемирным движением защиты природы, с научным процессом, что стало с людьми. Всё безумно интересно. Как и красивы десятки фотографий из того, уже далекого, времени.

Об этом историческом походе можно почитать в книге Виктора Боярского.

Вот несколько эпизодов:

30 октября, понедельник, девяносто шестой день.

К счастью, от ветра с востока стога наших палаток не погнулись, так как ему не дал разгуляться хребет Сентинел, под могущественным покровительством которого мы и продолжили сегодня свое путешествие. Вершины хребта, еще вчера такие четкие на фоне голубого неба, сегодня были скрыты густой клубящейся облачностью. Ветер, наиболее сильный в прорезающих хребет ущельях, выносил по ним на подступающее к горам ледяное плато длинные, подвижные грязно-белые языки тумана. Было тепло — всего минус 18 градусов.

Вышли около 9 часов, и первые полчаса поверхность была нелегкой: уклоны, заструги, скользко, а тут еще и белая мгла — наверное, на всякий случай, чтобы мы не теряли формы. Мы пошли сначала немного к западу, а затем повернули строго на юг, оставляя и хребет Сентинел, и все стоящие отдельно нунатаки к востоку от себя. Вскоре поперечный уклон поверхности стал уменьшаться, но в направлении нашего движения она продолжала оставаться волнистой, очевидно, в результате многолетней неравномерности снегонакопления в этом районе, вызванного соседством гор. К полудню ветер совершенно стих, и, несмотря на отсутствие прямого солнца, стало очень жарко. Очки мои настолько запотели, что мне пришлось их снять. Рассеянный снежной поверхностью свет слепил глаза, и я старался смотреть вдаль, благо поверхность, ровная и покрытая тонким слоем свежевыпавшего снега, позволяла это сделать.

При наличии ясных ориентиров в виде вершин нунатаков, особой необходимости в компасе также не было, поэтому сегодня мне было не слишком сложно лидировать. Второй день подряд прекрасный пикник с видом на горы. Уставшие и разомлевшие, так сказать, от жары собаки лежали вповалку на снегу без всяких видимых признаков жизни. Мягкий слой свежего снега на поверхности сегодня был как нельзя более кстати — собакам легче утолять жажду на бегу, что они часто и с удовольствием делали. Я тоже иногда не отказывал себе в удовольствии подержать под языком холодную белую таблетку снега, особенно сегодня, когда было жарко. Глотая самую экологически чистую воду на Земле, я думал о том как здорово, что еще есть места, где можно есть снег, лежащий прямо под ногами, не опасаясь заглотить что-нибудь редкоземельное из нижней части таблицы Менделеева! Пока еще есть…

Как-то однажды в разговоре Уилл сказал мне, что работает над книгой по проблемам экологии и охраны окружающей среды. Книга называлась, кажется, «Планета Земля» или «Наша Планета» — сейчас точно не помню, но помню, что меня удивило то, что Уилл взялся за такую тему. Понятно, что она в настоящее время очень остра и актуальна. Каждый из нас готов при случае порассуждать на тему охраны окружающей среды от человека, — но чтобы рассуждать об этом профессионально (что мне представлялось необходимым, если речь идет о книге), надо было, по моим понятиям, хотя бы некоторое время работать в этой области, знать проблему всесторонне… Наверное, путешествуя в полярных широтах, которых пока, к счастью, не так сильно коснулась уже ставшая губительной для многих регионов Земли деятельность Преобразователя и Покорителя Природы, Уилл составил для себя какой-то идеал окружающей среды, к сохранению которого он и хотел призвать в своей книге все Человечество, может быть, и дай Бог!

Я шел погруженный в свои мысли и, наверное, долго не оборачивался — видимость была хорошей, скорость движения небольшой, — так что я, в общем-то, не без оснований полагал, что и позади меня все в порядке. Каково же было мое удивление, когда, обернувшись, я обнаружил, что уже давно иду один, сам по себе, и никого вокруг нет… Я остановился.

Однажды в Гренландии со мной уже был такой случай, когда я, увлекшись, ушел далеко вперед, тогда мне пришлось ждать ребят около часа, после чего, конечно, последовал серьезный разбор «летного» происшествия.

На этот раз все было проще: ребят скрыл один из мощных ледяных бугров, и вскоре я заметил черные точки упряжек метрах в трехстах-четырехстах позади. Я подождал, пока шедшая первой упряжка Джефа ни приблизится ко мне метров на пятьдесят, и продолжал восхождение (мы стояли на очередном подъеме). Время приближалось к остановке, поэтому я даже сомневался, стоит ли начинать штурм холма сегодня вечером, когда собаки устали, или отложить его на завтра. Но все-таки решил начать. Шел в гору почти до самой остановки, слыша позади шумное дыхание собак. Остановились, немного не доходя до вершины, но на достаточно пологом месте. За сегодняшний день прошли 25 миль — очень неплохой результат.

По-прежнему не было двусторонней радиосвязи — нас не слышали. Скорее всего тому были две причины: неважное прохождение и большое расстояние от нас до Пунта-Аренаса.

Спиннер по-прежнему плох: у него на задних лапах начался некроз тканей, и он с трудом передвигался, когда Джеф снимал его с нарт в конце дня, чтобы он мог хоть немного размяться после десятичасового сидения в достаточно тесном ящике. Спиннер потихоньку ковылял к палатке Джефа, именно к ней, поджав особенно пострадавшую левую заднюю лапу и сильно хромая на правую. Пройдя немного, он останавливался передохнуть и, иногда подняв голову с прижатыми ушами, тоскливо обводил нас взглядом, как бы извиняясь за такое свое беспомощное состояние. Приковыляв к палатке, он останавливался и ждал Джефа. Джеф приносил ему мелко нарубленный корм — так ослабевшим челюстям Спиннера было легче справиться с твердым как камень брикетом. Когда Спиннер в основном заканчивал трапезу, Джеф брал его на руки и укладывал в тот же ящик, поставленный рядом с палаткой, бросал в ящик остатки недоеденного корма и накрывал теплой паркой. Рабочий день Спиннера на этом заканчивался.

Я ни на секунду не сомневался, что при такой заботе о Спиннере со стороны Джефа мы непременно должны были довезти его живым до холмов Патриот, откуда смогли бы отправить на лечение в Пунта-Аренас. Лагерь в координатах: 78,2° ю. ш., 87,5° з. д.

31 октября, вторник, девяносто седьмой день.

Приближаемся к высочайшей точке Антарктиды — массиву Винсон. Его высота 5140 метров — вроде бы не очень много по земным понятиям, но неспроста Винсон — признанная Мекка альпинистов из многих стран мира. Непредсказуемая антарктическая погода с морозами и ураганными ветрами делает уже само пребывание у подножия этой горы рискованным, а потому и привлекательным для искателей приключений предприятием, а крутые заснеженные, покрытые висячими ледниками склоны Винсона делают интересным и само восхождение. Здесь следует заметить, что из-за пониженного парциального давления кислорода над Антарктидой высота 5000 метров над уровнем моря приравнивается по этому одному из важнейших для альпинизма показателей к 6000–6500 метрам над уровнем моря в средних широтах, и у альпинистов есть все основания мечтать о такой вершине, тем более что она находится в столь недоступном месте, как Антарктида. Единственным, но серьезным ограничением на пути массового притока альпинистов к Винсону является высокая стоимость организации экспедиции.

Частная авиакомпания «Адвенчер нетворк» и возникла в основном для оказания содействия — разумеется, далеко не бескорыстного — всем, у кого есть желание и, главное, деньги, в доставке к горе Винсон. Для этих целей и был организован сезонный лагерь «Адвенчера» на холмах Патриот, к которому мы сейчас и направлялись.

К сожалению, погода сегодня так и не разгулялась. Все время дул несильный, но достаточно противный встречный юго-юго-восточный ветер. Вершины гор были плотно прикрыты облачностью, но по их спускающимся из-под облаков крутым отрогам можно было представить себе, что горы становятся все выше и мощнее. Рельеф по-прежнему был очень волнистым, но каждый следующий гребень был выше предыдущего — мы явно шли в гору. Опять я немного увлекся и оторвался далеко от идущей за мной упряжки Джефа, за что получил от него нагоняй во время обеденного перерыва, когда мне пришлось ждать подхода основных сил минут двадцать. Подъехавший первым Джеф обрушил на мою повинную голову все свое прирожденное английское красноречие. «Виктор, — выговаривал он раздельно и медленно, чтобы я понял его до конца, — не забывай, пожалуйста, что за тобой идут собаки. Ты не на соревнованиях, сохраняй дистанцию не более 100 метров, иначе они теряют тебя из виду и сбиваются со следа, да и вообще теряют аппетит к работе, когда им некого догонять».

Мы остановились на обед как раз напротив второй после Винсона по высоте вершины Тайри, но, увы, увидели только ее массивное основание. Все 3,5 километра ее торчащей над ледником громады были закрыты облачностью. Ветер усилился, и заметно похолодало. Высота давала о себе знать, спустился (или поднялся?) туман. Быстро, чтобы не замерзнуть, отобедали и пошли дальше. К вечеру, по нашим расчетам, мы должны были подойти к Винсону, и, конечно же, хотелось увидеть эту вершину, но погода становилась все хуже и хуже, а последний час перед остановкой вообще испортилась. Подул сильный холодный встречный ветер, и пришлось надеть маску, но и она не помогала. Я все время отворачивал лицо от ветра и вынужденно, к большому удовольствию Джефа (если он, конечно, это заметил, поскольку сам постоянно отворачивал голову), смотрел назад и держал дистанцию.

Собаки шли очень медленно и неохотно, а мне, напротив, хотелось бежать, чтобы хоть как-то согреться. Едва дотерпел до 18 часов, так же, как, впрочем, и мои товарищи. Кажется, сегодня мы поставили лагерь за рекордно короткий срок — всего за 45 минут. Собаки от еды отказались — верный признак большой усталости. Они сразу легли и свернулись ветрозащитными клубочками.

Сегодня во время обеда Уилл обратился ко всем с пространной речью, из которой я понял, что он призывает нас не слишком распространяться перед прессой относительно гибели Тима. Из его предыдущих высказываний я знал, что он, естественно, опасается негативной реакции на это событие со стороны Общества охраны животных, которое уже высказывало свое отрицательное отношение к нашей экспедиции. Все молчаливо согласились, а я еще раз заметил, что не думаю, что кто-нибудь поднимет вопрос о Тиме, во всяком случае на ожидаемой пресс-конференции на холмах Патриот.

Вечером температура была минус 33 градуса. Вот что значит два дня хорошей погоды! Мы отвыкли от низких температур, изнежились совершенно: всего-то минус 33, а мы мерзнем! Ну куда это годится! Радиосвязи по-прежнему не было, нас не слышали, но по реакции Крике мы поняли, что наши коротенькие записочки, посылаемые по спутниковому каналу связи, достигают цели. Например, вчера вечером я отправил в космос записку Крике с просьбой связаться с Ленинградом и сообщить моим домашним, что у нас все в порядке. И вот сегодня вечером Крике передал, что исполнил это космическое поручение. Двадцатый век! Сначала невидимые радиоволны доносят до невидимого спутника из невидимой, затерявшейся в бескрайних снегах палатки невидимые буковки, затем этот спутник незаметно роняет эти буковки где-то в районе Парижа, там вечно занятый, деловой Стеф, директор парижского офиса, извлекает эти буковки из компьютера и по телефону, телефаксу или телексу, а может быть, и по всем трем сразу передает их в Чили в Пунта-Аренас вместе с нашими координатами. Здесь уже наступает очередь Крике вмешаться в дело, и он каждый вечер в 21 час выходит в эфир и, тщетно дожидаясь ответа, по нескольку раз повторяет нам все то, что узнал. Так этот волшебный круг замыкается… Двадцатый век!

Сегодня решили лечь спать пораньше, но это непросто — хочется как можно дольше продлить блаженное состояние истомы, наступающей после вкусного ужина в теплой уютной палатке под гудение примуса, распространяющего вокруг теплые, живительные волны. Невыразимо приятно лежать поверх мешка, вытянув уставшие за день ноги, и, подложив руки под голову, слушать с полузакрытыми глазами свист ветра за стенками палатки, воскрешать в памяти лица любимых и как бы перелистывать заново страницы той далекой жизни, до которой еще оставалось около четырех месяцев трудной дороги длиной четыре с половиной тысячи километров. Но усталость берет свое, и потому скоро я перемещаюсь параллельно самому себе в спальный мешок и засыпаю. Лагерь в координатах: 78,5° ю. ш., 87,1° з. д. За день пройдено 23 мили.

Глава 5

Ноябрь

Вид на гору Винсон. Как мы заблудились. Предательство тени. Гигантский слалом Уилла. Душ или кофе? Конечно, душ! Встреча с Месснером. Снегоход — хорошо, а собаки?… Русский балет с завязанными глазами. И самый юный состарился. Последний привет Кинга.

1 ноября, среда, девяносто восьмой день.

Сегодня мне приснились стихи. Без сомнения, я читал их когда-то давно, отдельно их слова и целые фразы были очень знакомы, но вместе с тем стихи эти были какими-то иными. Естественно, как только я открыл глаза, они улетучились из памяти.

Первое, на что я обратил внимание, было практическое отсутствие ветра, во всяком случае, он был много слабее, чем вчера вечером. Более того, сквозь стенки палатки, кажется, даже пробивалось солнышко. О вчерашнем ненастье напоминал лишь огромный снежный сугроб, почти целиком заваливший входную дверь. Опять, чтобы выбраться наружу, мне пришлось немного раскопать выход изнутри. Горы по-прежнему были скрыты туманом, стекавшим в нашу сторону, как пенка сбежавшего молока — по стенкам кастрюли. Бодрящая температура, легкий ветерок, горы, туман и солнце — все это произвело на меня такое сильное впечатление, что я вспомнил приснившиеся мне ночью стихи:

В тот день ненастная погода

Была недолго во дворе…

И после осени бесплодной,

Уставши от Зимы, Природа

Благословила в Ноябре

Весну и Солнце…

День чудесный!

В тумане легком Элсуорт…

Друг мой! Взгляни, какой рассвет!

Париж не стоит этой Мессы!

Когда я прочел это стихотворение Этьенну, он заявил, что уже слышал где-то нечто подобное. Такое же чувство не покидало и меня, но я никак не мог вспомнить, где и когда я мог слышать это стихотворение…

Минус 33 градуса, прохладно. Решил перед выходом заправить баллончики с бензином. Большие двадцатилитровые канистры мы хранили на нартах, а в палатку брали только небольшие литровые баллончики, чтобы было и удобней и безопасней. Я, насвистывая, направился к нартам Уилла, где стояла наша канистра, однако, когда я достаточно энергично потянул ее за ручку, она неожиданно легко подалась, и, к своему удивлению, вместо ожидаемых двенадцати-пятнадцати литров, как уверял меня Этьенн, я обнаружил в ней только два… Уилл также не смог ответить на мой вопрос о том, где же горючее. Вторая, стоявшая на нартах канистра, принадлежащая Уиллу, была вообще пуста. Оставалась надежда только на Джефа, но и у него оказалось не густо: что-то около десяти литров. Совсем неплохо! Я вспомнил, что, когда я сидел в яме раскопанного склада у нунатака Фишер и спрашивал стоящих наверху ребят, как много топлива мы заберем отсюда, Уилл и Жан-Луи в один голос сказали мне, что топлива до холмов Патриот вполне хватит, и советовали мне вообще не выкапывать канистры, а оставить их в яме. Но я не забыл печальный опыт Сайпла, когда в абсолютно схожей ситуации оставил канистры с бензином в яме, а на следующий день разыгралась метель, и яму, выкопанную с таким трудом, естественно, опять полностью занесло снегом, а пришедший к нам в палатку Джеф сказал, что неплохо бы на всякий случай пополнить запасы горючего. Слава Богу, мы на следующий день ушли и выкапывать (второй раз) горючее не пришлось, но я дал себе зарок более не слушать таких советов. И вот у нунатака Фишер я таки не послушал совета оставить канистры в яме, откопал их и вытащил наружу. Если бы я этим не ограничился, а проверил бы еще, на всякий случай, сколько топлива у нас на нартах, то мы бы не оказались в такой ситуации. Жан-Луи ссылался на Уилла, который вез наше горючее, — мол, Уилл заверил его, что в канистрах достаточно топлива, — Уилл ни на кого не ссылался, а только причитал и надеялся на Джефа. Джеф тоже ни на кого не ссылался и ни на кого, кроме себя, не надеялся, так что его позиция оказалась сильнейшей.

Оценив все имеющиеся запасы, мы пришли к выводу, что при экономном расходовании горючего нам должно хватить на пять дней, а там уже или самолет подлетит, или мы подойдем к холмам Патриот. Но это были прогнозы, а перспектива могла вполне оказаться менее радужной, и вариант пережидать непогоду без топлива выглядел не очень заманчиво. Однако делать было нечего, поэтому, немножечко «подоив» запасливого Джефа, мы вышли на маршрут. К этому времени небо с восточной стороны совершенно прояснилось, и мы получили долгожданную возможность наблюдать и Тайри, и Винсон во всем их великолепии.

Ледник, по которому мы двигались, прямо по нашему курсу распадался на два рукава: левый, более близкий к горам, крутой и изрезанный трещинами, и правый, относительно ровный, но круто спускающийся вниз, причем конца этого спуска было не видно — он был укрыт туманом. Разделял эти два ледовых потока острый коричневый зуб скалы, принадлежащей, несомненно, одному из невидимых нам подледных отрогов массива Винсон.

Мы начали спуск, огибая ледораздел с запада. Поверхность, покрытая тонким слоем пушистого снега, была твердой, поэтому скольжение было хорошим.

Спуск оказался очень длинным: мы уже вошли в полосу тумана, настолько плотного, что он практически скрыл солнце, а его подножья все еще не было видно. Я понял, что наш предыдущий лагерь находился как раз на вершине перевала, мы же просто не смогли этого оценить вчера из-за плохой погоды. Если судить по карте, то высота его была свыше 2500 метров. Этим, наверное, и объяснялся вчерашний холод и резкий встречный ветер.

Первый, самый протяженный участок спуска кончался относительно пологим плато, которое оказалось только плоской частью одной из многочисленных террас на южном склоне этого перевала. Спуск следовал за спуском, и мы уже опустились примерно на 400–500 метров, когда буквально перед самым обедом я подъехал к краю очередной ледовой террасы и не увидел конца уходящего от края круто вниз ледового склона. Довольно близко от края он терялся в тумане, но и этого небольшого участка его было достаточно, чтобы понять, что этот склон гораздо круче предыдущих. Надо было это проверить. Я оттолкнулся палками и, набирая скорость, заскользил в неизвестность. Поверхность склона была ровной, без застругов и боковых уклонов, столь опасных для нарт, кроме того, свежий мягкий снежок на поверхности слегка тормозил движение, и я счел этот спуск вполне безопасным для нарт. Спустившись до пологого участка, я махнул идущему за мной Кейзо: «Давай!» Но нарты Кейзо, укороченные для уменьшения веса на самую необходимую часть — стойки, было очень трудно направлять во время спуска. (Если вы помните, во время спуска с перевала у горы Рекс Кейзо не справился с нартами, и они от него убежали). Тогда все обошлось, а сейчас… Сейчас спуск начался лихо и уверенно, но вскоре нарты, разогнавшись, стали перегонять собак — знакомая ситуация. Поскольку Кейзо не за что было держаться, то он, естественно, не смог угнаться за нартами и отстал от них, растянувшись на склоне и громко, но безуспешно приказывая собакам остановиться.

Все дальнейшее происходило в полном соответствии с классической схемой спуска. Нарты пошли юзом и перевернулись несколько раз, изрядно напугав собак. Почувствовав за спиной опасность, те собрались было рвануть еще быстрее, но не тут-то было. Нарты как-то неуверенно упали набок и более не поднимались. Собаки остановились. По положению нарт я понял, что случилось нечто похожее на то, что произошло с нами на одном из склонов Антарктического полуострова почти два месяца назад. При ближайшем рассмотрении так оно и оказалось. Правый полоз сложился внутрь по всей длине, но к счастью, на этот раз не сломался.

Технология ремонта была отработана нами до деталей. Мы разгрузили нарты, срезали старые ослабевшие веревки и по-новому перевязали их. Вся процедура вместе с обедом, который мы устроили здесь же, чтобы не останавливаться второй раз, заняла всего около часа. Из-за этой потери времени, да и потому, что собаки шли сегодня неохотно, за день мы прошли всего лишь 21 милю, хотя преимущественно двигались под горку и поверхность была вполне приличной.

Сегодня впервые за последние две недели Пунта-Аренас временами нас слышал. Крике сообщил, что самолет DC-6 по-прежнему сидит в Пунта-Аренасе то ли из-за неисправности, то ли из-за нелетной погоды и среди корреспондентов уже началась паника. Все они, естественно, связаны расписанием своей основной работы, но в Антарктиде само понятие расписания нередко теряет смысл. Все, как говорится, в руках Божьих, причем здесь более, чем где-либо. Более чем недельная задержка со стартом вынудила Месснера и Фукса пересмотреть маршрут. По словам Крике, они собирались начинать не от побережья, как по первоначальному плану, а с 80-й параллели, то есть примерно от широты холмов Патриот. Лагерь в координатах: 78,8° ю. ш., 87,1° з. д.

2 ноября, четверг, девяносто девятый день.

Сегодня с утра вышли на северный берег огромного ледника с символическим названием Миннесота. Штат Миннесота — это родина Уилла и большинства наших собак, это место старта нашей экспедиции, и я думаю, не случайно из всех пятидесяти соединенных американских штатов именно Миннесота была выбрана для того, чтобы дать название этому огромному леднику, отделяющему северную, более высокую часть гор Элсуорт от южной, более приземленной.

Северная часть Элсуорта — это, по сути, один мощный хребет Сентинел с несколькими вершинами, превышающими 4000 метров, и пятитысячной громадой массива Винсон, южная же часть представляет собой расчлененную многочисленными большими и малыми ледниками горную страну, состоящую из обособленных небольших горных массивов, именуемых здесь холмами, отдельных нунатаков и невысокого хребта Хэритидж. Максимальная высота гор в южной части Элсуорта не превышает 2500 метров. У самой южной оконечности хребта Хэритидж как раз и находятся холмы Патриот — цель нашего путешествия в ближайшие несколько дней. Поскольку холмы Патриот расположены с восточной стороны хребта Хэритидж, нам необходимо было выбрать место и пересечь линию гор Элсуорт. Наш выбор, разумеется, пал на ледник Миннесота.

Ветерок с утра был южным и встречным, температура минус 32 градуса, пасмурно. Несколько минут мы обсуждали направление, в котором необходимо пересекать ледник, чтобы не промахнуться и выйти с восточной стороны гор Элсуорт. Впереди и слева от нас виднелся высокий ледяной барьер — место впадения в ледник Миннесота одного или нескольких, судя по протяженности барьера, горных ледников. Этот барьер занимал градусов сорок обзора слева от нас. Прямо по нашему курсу и немного правее от него вдалеке виднелись горы. Мы решили пойти в направлении на точку стыка барьера с горами и, если потребуется, изменить курс, когда подойдем к горам поближе. Плоская часть ледника довольно быстро кончилась, и начался подъем с застругами, ледяными надолбами и скользкими уклонами. Я шел впереди, внимательно осматривая поверхность — судя по рельефу и карте, здесь были возможны трещины.

Быстрый, как обморок, но тем не менее достаточно холодный обед ненадолго прервал наше восхождение. После обеда подъем продолжался. Я ушел вперед метров на двести, и отсюда мне открылся прекрасный вид. Солнце, висевшее в северо-западной части горизонта, красиво подсвечивало ледяной склон, на котором отчетливо выделялись черные ниточки упряжек и крошечные фигурки людей. С западной стороны вплотную к леднику, по которому мы поднимались, подступала величественная ледяная отвесная стена высотой метров сто-сто пятьдесят. В верхней своей части стена была рассечена многочисленными трещинами. Нависавшие огромными белыми карнизами глыбы льда, казалось, вот-вот рухнут вниз.

Справа от меня, вдали за оставшимся уже далеко внизу ледником Миннесота, густая завеса облачности скрывала весь хребет Сентинел, и только две неширокие, удивительно чистые полоски, прорезавшие облачность параллельно друг другу и поверхности земли, позволяли догадываться о том, что скрывается за плотным серым занавесом облаков.

Только к 6 часам мы вышли на вершину и тут же почувствовали, что, может быть, и зря сюда спешили: начался резкий, пронизывающий ветер.

Радио принесло известие о том, что третья попытка самолета DC-6 покинуть гостеприимный Пунта-Аренас закончилась неудачно. Самолет вынужден был вернуться назад по причине неисправности одного из четырех двигателей. Паника средней тяжести среди журналистов. Особенно переживал Лоран, находившийся в Пунта-Аренасе уже более полумесяца: он терял очень выигрышные для киносъемки моменты.

Для нас эта задержка самолета обернулась еще одной проблемой, возникшей не без нашего участия. Я имею в виду, конечно, топливо. Мы уже перешли на его экономное расходование: один баллончик емкостью 0,75 литра в день на палатку. При таких нормах горючего должно хватить на четыре дня, то есть при хорошей погоде — до холмов Патриот. При хорошей погоде… А пока за сегодняшний день мы прошли 23 мили. Лагерь в координатах 79,1° ю. ш., 86,9° з. д.

Теперь можно смотреть здесь точнейшие данные по погоде на высочайшей вершине Альп

В Скопье прошел международный кинофестиваль горных фильмов под названием Эхо. Многие известные работы кинематографистов из разных стран были представлены на конкурсе. Гран При получил американский фильм Метанойя о судьбе знаменитого альпиниста Джеффа Лоу. Призами отмечены фильмы “China Jam” Эврард Венденбаума, итальянский фильм «Нини», как короткометражный – английский «Операция  Мофет». Получили призы и македонские фильмы. Это полнометражный фильм о первом полном траверсе македонских гор 1974 года (“First Macedonian traverse” – Goran Vukik/Kiril Sentevski). И короткометражный  о современном траверсе “Salakovi Lakes Traverse” (реж. Коста Лазаревски)

Prva Makedonska transverzala

Польское посольство принимало участие в организации фестиваля. Второй справа - известный режиссер Ежи Порембский

Заседание жюри

А это группа ребят, которые фестиваль придумали и реализовали

Ежи Порембский - почетный гость фестиваля