«Лучше умереть, чем прослыть трусом»: как спецназовец перевернул мир альпинизма. Форбс представил книгу о Нимсе на русском языке.

Однажды я заболел туберкулезом — довольно распространенной в Непале болезнью, но смог вылечиться. Потом мне поставили диагноз «астма». Когда врач объяснил, что это такое, и рассказал о долгосрочных последствиях и перспективах, я подумал: «Да ладно, никаких проблем». Ничто не могло помешать мне жить полной жизнью, и впоследствии я избавился от астмы, занимаясь бегом в лесу и участвуя в качестве развлечения в школьных соревнованиях в беге на дальние дистанции. 

С раннего возраста я верил в силу позитивного мышления и не терзался мыслями о преходящих болезнях и хронических недугах, тогда как многих людей мысли об их заболевании не отпускают годами. Я стал лекарством для себя, человеком-антибиотиком, верил, что излечусь, и так и происходило. Способность мыслить позитивно в конце концов помогла попасть и в британскую армию, где, можно сказать, удалось выйти на новый уровень жизнестойкости. Это фактически была броня, и вскоре я осознал, что если действительно веришь в себя, то возможно все. Уверенность в себе оказалась очень кстати, когда меня взяли в гуркхи. 

Отбор, который проходят кандидаты на службу в гуркхских подразделениях, весьма жесткий. Об этом я знал заранее от своих братьев. Прежде чем юноша получит шанс стать новобранцем, он в возрасте от семнадцати до двадцати одного года проходит серьезные обследования физического и психического состояния. Так, например, если у кандидата более четырех пломб или отсутствует несколько зубов, его признают негодным к службе. Не менее тщательно проверяются умственные способности. 

Сначала мне нужно было сдать школьные экзамены, чтобы получить аттестат. Непальский аттестат считается чем-то средним между аттестатом об окончании средней школы в Британии и экзаменами для британских старших школьников, необходимыми для поступления в университет. 

В 2001 году пришло время пробоваться в полк. Для этого предстояло пройти начальный отбор: всех осматривал специальный инспектор — гуркх в отставке, который ездил по деревням. Инспекторы придирчиво исследуют внешний вид потенциальных новобранцев, поскольку, например, любые шрамы на теле — повод к отказу. К счастью, в ходе занятий кикбоксингом мне удалось избежать серьезных травм. И все же с первого раза меня не взяли. Подозреваю, я чем-то не понравился инспектору. Я оказался одним из восемнадцати кандидатов, успешно прошедших тесты, в том числе физические, однако инспектор вписал мою фамилию в список под двадцать шестым номером, а в тот год в отбор попали двадцать пять человек. Отказ привел меня в такое бешенство, что я даже в какой-то момент подумал отказаться от мечты стать гуркхом. 

Но вскоре получилось справиться с эмоциями, хотя я по-прежнему злился на несправедливость. Годом позже все сложилось как надо, и меня отправили в региональный пункт сбора, где сначала пришлось сдавать физические нормативы — отжимания, приседания и подтягивания, а затем экзамены по английскому и математике. Затем последовал третий, завершающий и самый тяжелый этап отбора. 

Наиболее известным заданием на финальном этапе является бег. Кандидату ставят на голову корзину с тридцатью килограммами песка, и он должен пробежать с этим грузом пять километров в гору, уложившись в сорок восемь минут. Беговая часть не вызывала особенного беспокойства. К тому времени моя заинтересованность в легкой атлетике переросла в нечто более серьезное. Еще будучи учеником седьмого класса, я как-то помогал учителю в проведении отборочных состязаний — предстояло выявить десятиклассников, которые представляли бы нашу школу на региональных чемпионатах. С помощью белой краски я промаркировал дистанцию — круг в четыреста метров, и когда забег стартовал, решил присоединиться к бегущим ради развлечения. На первом повороте я оказался в числе лидеров, а на втором ушел далеко вперед и первым пересек финишную черту. Увидев меня, учитель решил, что это розыгрыш. 

— Пурджа, откуда ты здесь взялся? Что за шутки? 

— Сэр, спросите остальных, я бежал наравне с ними, — ответил я. 

Когда выяснилось, что это правда, у руководства школы не осталось выбора, и на региональный чемпионат отправили меня, семиклассника, хотя к состязаниям допускались только ребята старше на три года. 

— Ты поедешь на соревнования, несмотря на юный возраст, — сказал тогда учитель. 

Я нисколько не переживал по поводу грядущих соревнований, хотя не знал, чего ждать и как готовиться. И тем не менее оказался готов. Забеги проводились на дистанциях 800 метров, 2400 метров, 5000 метров, а также на эстафете 4х400 метров. Я решил бежать босиком, потому что опасался, что кроссовки будут обузой, лишним весом, из-за чего снизится скорость. Выбранная тактика заключалась в том, чтобы держаться первую половину дистанции в основной группе, а затем делать рывок вперед. Так я победил в эстафете и на дистанциях 800 и 2400 метров. Авантюра, на которую пошла моя школа, увенчалась успехом. 

Так что, повторюсь, бег не являлся проблемой, но вот к корзине с грузом пришлось приспосабливаться, несмотря на то, что я имел некоторый опыт бега с нагрузкой. Еще при подготовке к школьным соревнованиям я по собственному почину устраивал дополнительные тренировки с утяжелением. Для этого приходилось просыпаться в четыре утра, выбираться незамеченным на улицу и бегать. Перед каждым таким кроссом я привязывал к ногам металлические стержни, которые однажды нашел возле школы. Пробежав по близлежащему району, я успевал вернуться в кровать до побудки, никем не замеченный. Оставалось надеяться, что теперь эти дополнительные тренировки пойдут на пользу. 

Очень кстати оказалась и помощь братьев, оба они проходили это испытание и знали, чего ждать. Финальный отбор проводился в городе-курорте Покхаре, и оба они приехали туда — у Камаля подоспел очередной отпуск на службе, а Ганга к тому времени уже был военным в отставке. 

— Итак, Нирмал, сделаем твою тренировку более интенсивной, — сказал Камаль, принесший бамбуковую корзину, в которую он положил большой тяжелый камень. Мои руки слегка затряслись от напряжения, пока я поднимал груз на голову. 

— Теперь немного привыкни к весу, и вперед! — сказал брат. В Покхаре достаточно много участков с пересеченной местностью, и мы побежали по крутым тропинкам вдоль реки. Вскоре мне стало казаться, что груз весит тонну, и довольно быстро начали болеть шея, спина и икроножные мышцы. 

Когда мы наконец остановились, Камаль посмотрел на часы, нахмурился и сказал: 

— Ты бежал час. Так не сдашь норматив. Давай повторим завтра. 

На следующий день я пробежал дистанцию за пятьдесят пять минут, а еще через день преодолел все пять километров менее чем за сорок восемь минут и поверил, что все получится. Но оказавшись на испытательной площадке и увидев рельеф, по которому предстояло бежать, а также соперников, которые тоже хотели быть первыми, я засомневался. 

Поговаривали, что кто-то из ребят хорошо заплатил тренерам и прошел под их руководством специальные интенсивные тренировки. Многие мои конкуренты выглядели целеустремленными и подготовленными, некоторые даже сделали себе стрижки в стиле милитари и купили новые кроссовки специально для соревнований. 

Однако не стоило переживать — я завершил гонку в числе лидеров. Впереди ждала служба в одном из наиболее элитных армейских подразделений мира. 

***
Остальные испытания на финальном этапе отбора, как то: подтягивания, приседания, спринт, бег по пересеченной местности без дополнительной нагрузки, челночный бег — не представляли сложности, я даже стал первым в забеге на полторы мили. Так же спокойно я сдал математику, английский и прошел психологическое тестирование и стал наконец рекрутом гуркхского королевского полка Ее Величества. Через две недели после финальных испытаний самолет с новобранцами вылетел в Англию. Так я впервые оказался за границей. Подготовка проходила в Пехотном учебном центре в Каттерике, в графстве йоркшир. Я надеялся, что по пути в учебный центр нам дадут время ознакомиться с достопримечательностями. 

Во-первых, погода стояла ужасная: дул такой сильный ветер, что казалось, будто дождь идет сбоку. Во-вторых, языковой барьер оказался почти непреодолимым, и разговоры британцев-новобранцев в большинстве случаев оставались непонятными. В школе я хорошо занимался английским, но тут восприятие языка осложнялось большим количеством диалектов и акцентов. Диалект Ньюкасла, манчестерский диалект, кокни — я не понимал ни слова. Первый англичанин, с которым довелось познакомиться, оказался из Ливерпуля, он заговорил с сильным местным акцентом, и мне стало страшно. 

Я вообще не понимал, что он говорит. 

Проблема заключалась в том, что в Непале нам преподавали английский как следует, но никто не позаботился рассказать о многочисленных диалектах. И когда пришлось столкнуться с ними, я оказался в затруднительном положении и первые несколько недель, пытаясь принимать участие в разговорах, думал: «Что они, черт возьми, мне говорят?» 

Муштра в Каттерике научила также быть всегда одетым как положено. Одно из многих правил, которым приходилось обязательно следовать, — ты в буквальном смысле всегда должен быть одет по форме. Даже когда нас первый раз отпустили на пляж, весь взвод шел по песку босиком, но в форме — в закатанных брюках и куртках, перекинутых через плечи. Для окружающих мы, должно быть, выглядели смешно. 

Прежде чем попасть в настоящий бой, пришлось учиться четыре года, но зато я оказался более чем подготовлен. В ходе тридцатишестинедельного курса я узнал о том, как функционирует полк в мирное время и в ходе боя. Пройдя подготовку рекрута, я влился в гуркхский инженерный полк, и настало время выбрать профессию, которую необходимо освоить в обязательном порядке. Предлагался список профессий, в том числе плотницкое и слесарное дело. Я выбрал строительство и отделочные работы и девять месяцев прожил в городе Чатеме в графстве Кент, где учился штукатурить стены, вникал в тонкости покраски и декорирования. Было скучно, но я знал, что стоило получить мирную профессию, чтобы зарабатывать по окончании военной службы. 

Затем последовало изучение саперного дела, после чего начались полевые учения. По завершении тринадцатинедельного курса All Arms Commando Course в тренировочном центре морской пехоты в Лимпстоне, графство Девон, я отправился в Афганистан в рамках операции Herrick — двенадцатилетней стратегии по поддержанию военного присутствия в стране. Операция была нацелена на противодействие террористической деятельности движения «Талибан», также в число наших задач входило оказание помощи афганцам в создании новой системы государственной власти. Это была тяжелая работа. 

Мне приходилось очищать от самодельных взрывных устройств большие территории. Во время спецопераций морпехи часто шли в авангарде, и, как только обнаруживалось что-то подозрительное, в дело включались мы, саперы. Необходимо было осмотреть подозрительный участок, выявить точное место, где находится бомба, и обезвредить ее. Все это приходилось делать на скорости, поскольку нас могли в любой момент атаковать, и в то же время не торопиться и действовать осторожно, чтобы бомба не взорвалась. 

В основном я работал с отрядом из сорока коммандос. Одна из совместных оперативных задач заключалась в следующем: отправляясь на патрулирование, мы продвигались по населенному пункту от двери к двери, проверяли обнаруженные оружие и боеприпасы, а также тайники талибов с наркотиками. Я старался работать хорошо, потому что дорожил репутацией гуркхов, и также был очень предан королеве и короне — они много для меня значили. Однако я не боялся высказывать свое мнение. 

В ходе одной операции мне поручили обследовать территорию вражеского лагеря на предмет мин-ловушек. Подразделение действовало скрытно, поэтому пришлось действовать особенно осторожно. Я тщательно обследовал зону, чтобы ничего не пропустить. Спиной я чувствовал, что командир наблюдает за моей работой и что его терпение заканчивается. 

— Пурджа, поторопись, — сказал он. — В чем проблема? 

— Конечно, можно побыстрее, — ответил я, — можно поверхностно осмотреть и сказать, что все в порядке, но не хочется, чтобы гуркхов потом обвинили в том, что остались необезвреженные устройства. Так что дело не только во мне... 

Мне также не понравился тон командира. Похоже, он подумал, что я боюсь и поэтому не могу работать быстро. Разумеется, я не был сумасшедшим, просто когда знаешь, что бомба может взорваться в любую секунду, поневоле нервничаешь. Но страха не было. 

— Думаешь, я испугался? — продолжил я, отбросил металлодетектор и спокойно прошелся по помещению. — Моя жизнь тут ни черта не стоит, но вот репутация значит много. Поэтому я делаю работу как следует. 

— Ох!.. — сказал командир. 

Он выглядел несколько растерянным и даже не выговорил мне за неподчинение. 

Во время пребывания в Афганистане я быстро проникся уважением к морпехам. Мне нравился их характер, их дух. Это суперсолдаты, но при этом они вели себя скромно, и это мне нравилось. Я никогда не страдал отсутствием уверенности в себе, но выпячивание собственного эго мне не по душе. Так что саперы-гуркхи и британские морпехи уважали друг друга, и нам не раз приходилось попадать в передряги. 

В таких ситуациях работа гуркхов заключалась в оказании поддержки в ближнем бою, и нас отправляли вперед, чтобы заминировать входы во вражеские укрепления. Для этого мы использовали мины L9. Изначально их разработали как противотанковые фугасы, но потом стали применять для устранения препятствий; с их помощью легко пробивались толстые стены построек. Моя работа заключалась в том, чтобы подкрасться к двери, установить мину, отбежать на безопасное расстояние и... БАХ! Затем отряд морпехов врывался внутрь сквозь дымящуюся дыру и уничтожал врага. 

Иногда меня привлекали к патрулированию. Приходилось вставать в четыре утра, брать ручной пулемет и проходить по открытым участкам, чтобы обозначить наше присутствие. После этого мое подразделение проходило через города и деревни в сильную жару, налаживая контакты с дружелюбно настроенными афганцами и попадая под обстрелы из засад со стороны не столь дружелюбных. Работа была трудной, но оно того стоило. Едва начиналась стрельба, я ощущал резкий выброс адреналина. 

Служба постоянно была связана с риском угодить в бой, и все прекрасно это осознавали. Кому-то, к сожалению, предстояло погибнуть, и я был готов к смерти и старался не оказаться застигнутым врасплох. Время от времени доводилось слышать об операциях, которые проводили ребята из Специальной авиадесантной службы или из отряда спецназа ВМС, в частности, об освобождении заложников, задержании высокопоставленных функционеров «Талибана», проведении спецрейдов. Эти секретные подразделения британского спецназа делали еще более крутые вещи, чем мы. И когда довелось впервые услышать об этих бойцах во время учебы в Каттерике, я был под впечатлением. 

Вот это да! Я хочу стать одним из них. 

Мне нравилось быть военным, однако хотелось выбиться в лидеры и здесь. Элитой является спецназ. Я оценил свои возможности и поначалу решил попробовать попасть в Специальную авиационную службу. Изучив методы работы САС и предъявляемые требования к соискателю, я был поражен. Они действовали на суше, воде и в воздухе. Но затем мой приятель рассказал об Особой лодочной службе. Получалось, что эти ребята еще круче. «Эти парни прыгают с парашютом, сражаются на суше и на воде, — сказал мой знакомый. — Все это делают и в САС, однако в Лодочной службе проводят бои под водой». 

Поработав с морпехами в Афганистане, я понял, что работа спецназовца мне по душе. Поэтому по окончании афганской командировки я прошел краткий курс в Особой лодочной службе и отправил запрос в надежде попасть туда. В течение полугода мы с другими кандидатами проходили всевозможные тесты, которые позволили отделить годных к службе в этом подразделении, и в 2008 году на мой запрос ответили положительно. После шести лет службы в гуркхском подразделении я поднялся на новую ступеньку в военной карьере, попав в военную элиту Великобритании. 

Источник: Forbes Life