Журнал «Вокруг света» Июнь 1991 Выше, мои собаки, выше!

Мы возвращаемся с Памира. Мерный гул турбин самолета располагает к спокойному течению мысли, но думать о чем-нибудь серьезном не хочется. Я просто сижу, откинувшись на рюкзак, и смотрю на ребят. Вот Юра Борисихин, обросший бородой, в шапочке-колпачке, с круглыми стеклышками темных очков. Он совсем не похож на строгого руководителя экспедиции. О Юре я могу многое рассказать, так же как и он обо мне, ведь мы с ним знакомы уже десять лет, начиная с Полярной экспедиции, когда прошли на собачьих упряжках от Уэлена до Мурманска. Это Юра «сбил меня с пути истинного», как считают некоторые: я бросил науку и возглавил экспедиционный центр при Всесоюзном Экспедиционном объединении «Рубежи». А я благодарен ему за то, что он вместо «камня науки» дал мне возможность грызть черные сухари экспедиций, например, такой, как эта — последняя. Рядом с Юрой — Володя Бурлаков. Тоже обросший и очень серьезный. У Володи это первая экспедиция такого масштаба. Всего год, как я переманил его в Свердловск из заполярного города Никеля, где он работал заместителем директора профтехучилища. Володя — директор ВЭО «Рубежи». Объединению и года еще нет. Мы только-только встаем на ноги.

Виктор Долганов... Он больше десяти лет отработал в геофизике, выпускник Свердловского горного института, сейчас занимается у нас коммерческими вопросами. Андрей Мухин, альпинист-разрядник, тоже бывший геофизик, но призвание его, по-моему, — воспитатель. Во всяком случае, ребята его обожают. Наши с Володей Бурлаковым сыновья — Женя и Кирилл, моя жена Эля и еще ребята — альпинисты из секции Свердловского завода резиновых технических изделий. Всего 21 человек, 9 собак и полторы тонны груза. Мы возвращаемся с Памира...

Откровенно говоря, я целый месяц ждал этого момента, когда можно будет с чувством выполненного долга размышлять о результатах экспедиции. Уходя в большую дорогу, трудно быть уверенным в том, что все вернутся живыми и невредимыми. Но сейчас все позади.

...Последний месяц подготовки к экспедиции проходил сумбурно. Сначала обострилась политическая обстановка в Оше, потом случилась трагедия под пиком Ленина — погибло более 40 человек под лавиной, вызванной землетрясением. А ведь именно там мы намечали проводить горный форум, на который пригласили ребят со всех республик. Они должны были пройти альпинистскую подготовку и принять участие в необычном восхождении на пик Ленина с упряжкой полярных лаек. Планы менялись. Решили: поможем в спасательных работах с собаками и, по возможности, попробуем восхождение. Забегая вперед, скажу, что, к сожалению, наша помощь практически не понадобилась...

После прошлогодней экспедиции на Эльбрус (5621 метр)1 пик Ленина (7134 метра), один из трех памирских семитысячников, показался совершенно неприступным. Мы предполагали подняться с упряжкой ездовых собак на вершину Раздельную (6200 метров) и установить тем самым своеобразный рекорд. Но по приезде узнали, что совсем незадолго до нас на эту вершину поднялись с упряжкой из четырех собак французы. Как оказалось, это были наши заочные соперники, которые два года назад взошли на Монблан (4807 метров) в Альпах, и вот сейчас почти на месяц опередили нас на Памире. Как жаль, что не удалось с ними здесь встретиться! Наверняка мы нашли бы взаимный интерес в этом знакомстве. А сейчас перед нами стояла конкретная задача — подняться выше вершины Раздельной...

Базовый лагерь раскинули недалеко от Международного альпинистского лагеря, что находится вблизи Луковой поляны на высоте 3600 метров, на берегу горной реки. Луковая поляна вполне оправдывает свое название — вся покрыта сочными пучками дикого зеленого лука. Окружают поляну цветные горы: вот красная гора, зеленая, желтая, поэтому и цвет у ручьев и рек здесь различный. И над этими горами высится громада пика Ленина. Трудно представить себя вон там, на его склонах...

В первый же день пребывания на Луковой поляне я «перебрал» высоты. Все утро пробегал по ущельям в поисках снега для рыбы — протухало триста килограммов собачьего корма! — а потом вертолетом вместе с ребятами-альпинистами полетел на 4200, где мы закопали рыбу в ледник. Когда установили лагерь и стали собираться вниз (вертолет давно улетел), у меня закружилась голова (как говорят альпинисты — крыша поехала), по всему телу разлилась слабость. В общем, все признаки горняшки.

После двух часов спуска и переправы через бурную ледяную речку согреться я уже не мог. Меня колотило. Впереди еще ждал перевал, о котором я, к счастью, узнал только тогда, когда Володя Рыкшин с Сашей Швабом стали карабкаться по тропе вверх. Я не мог представить, как туда заберусь... На Луковую поляну вышел уже, что называется, «на автопилоте». А потом четверо суток отлеживался в палатке. Четверо суток пил чай с сухарями. Четверо суток переживал за собак, которые ушли без меня с ребятами на 4200. Правда, две вернулись — это работяга Мишка и вожак упряжки Таймыр, который признает только хозяина.

Поправившись, вышел с группой альпинистов в базовый лагерь на 4200. Совсем по-другому виделись мне теперь и зеленые склоны по пути к перевалу, и разноцветные каменистые осыпи над тропой, и бурная речка, и ледниковая морена, и сам ледник — изъеденный летним солнцем и ручейками. Даже рюкзак за спиной не мешал восхищаться увиденным.

По пути повстречали спускающегося навстречу проводника с поисковой овчаркой. С Поповым Валерием Георгиевичем я познакомился еще внизу, перед его отлетом на высоту 5300, где велись поиски погибших альпинистов. Результаты неутешительные. Близко к поверхности никого и ничего не обнаружено. По его словам, собака тянет в трещины, но спускаться туда людям — безумие. У овчарки лапы забинтованы — стерла в кровь по камням и льду. Как выяснилось к концу экспедиции, нашим ездовым собакам оказались не страшны ни скалы, ни лед, у них достаточно крепкие лапы. Знакомые альпинисты говорили, что овчарка чувствовала себя на высоте неважно — ее рвало. Но мне кажется, это связано с недостаточной акклиматизацией. Наши собаки имели для нее время и чувствовали себя до высоты 6400 метров великолепно, несмотря на неподходящее питание.

Кстати, об акклиматизации. Когда на «сковороду» — есть такое относительно ровное место на высоте 5300, там и случилась трагедия, — прилетел экстрасенс с петухом, так у петуха голова сразу упала набок...

Собаки встретили меня дружным лаем. Осмотрел у всех лапы. Коготки подношены, но, в целом, все нормально. Только у Марсика и Тишки порезы на подушечках лап: собак устроили прямо на морене у ледника, где много острых камней, а вот раскопать им место до песка никто не догадался. Ездовые же собаки, прежде чем лечь, обязательно выкапывают себе ямку. Вооружившись ледорубами, немедленно исправили промах.

Аппетит у барбосов хороший — съели по 15 штук ставриды, пусть даже с душком, попили воды. Только Мишка и Таймыр, которые четыре дня в лагере внизу питались отходами с общего стола, отказались от рыбы. Пришлось покормить их хлебом, а это плохо. Остальные собаки будут им завидовать и мстить — таковы законы упряжки. В то же время не кормить Мишку с Таймыром нельзя — им завтра работать.

А потом был первый акклиматизационный выход на 5300. Отправились без нарт. Собаки бежали рядом. Поверхность ледника, подмерзшая за ночь, вся в иглах, и собаки шли очень осторожно. Но что это? Их лапы окрасились в красновато-оранжевый цвет, и на льду оставались такие же следы. Я остановил Пушкарика, осмотрел. Нет, на кровь не похоже, лапы целые. И только когда вышли к началу крутого подъема и собаки запрыгали, закувыркались в мокром снегу, лапы у них приобрели обычный оттенок. Во всем оказалась виновата пыль с каменистой осыпи, где ночевали собаки.

Около четырех часов поднимались до «сковороды». Собаки вели себя хорошо. Осторожно обходили трещины по снежным мостам, иногда заинтересованно к ним принюхивались. Вполне возможно, что трещины сообщаются между собой и запахи распространяются на большие расстояния по ледопаду и леднику. По пути собаки раскапывали остатки еды, фантики, пакеты, брошенные альпинистами на тропе. Народу здесь бывает очень много, так что этого добра хватает. Рядом с большой трещиной у ледяной стены откопали оставленную кем-то палатку из серебристой ткани, а еще выше, в стороне от тропы, Боб усиленно стал копать яму. Потом его сменил Тишка, но ненадолго, так как Боб его тут же прогнал. Остальные собаки тоже крутились рядом, принюхивались. Мы пометили место флажком, чтобы сказать о нем спасателям. Конечно, эта точка не имеет отношения к трагическим июльским событиям, но я убедился в поисковых возможностях собак.

«Сковорода» с трех сторон окружена вершинами, с четвертой — ледопад. Мы находимся примерно в том месте, откуда наблюдали трагедию два иностранных альпиниста. Они не смогли дойти до лагеря на «сковороде» и заночевали на тропе. Всего 500 метров не дошли они до своей смерти и стали свидетелями, как среди палаток, чуть ниже них, забегали люди, у которых оставалось несколько секунд жизни... Обрушившийся ледяной склон сорвался с высоты около 6700 метров, пролетев до «сковороды» почти полтора километра. И самое вероятное, как сказали нам спасатели, этого хватило, чтобы все, что было на «сковороде», в одно мгновение выбросило на ледопад, утащило на 200 — 300 метров вниз и растолкало по трещинам, присыпав массой снега и обломками льда. Пробные шурфы на «сковороде» подтвердили это, так как не принесли никаких результатов...

Палатки альпинистов, новый лагерь, стоят сейчас чуть в стороне от «сковороды» на скалистом склоне. Мы будем там через несколько дней — на сегодня задачу выполнили и спускаемся вниз на отдых.

Когда закончились акклиматизационные выходы, неожиданно испортилась погода. В долину заползла черная туча, поднялся ураганный ветер. Утром палатки базового лагеря были засыпаны сугробами. Это здесь, на высоте 3600 метров, а что же делается выше? Мы с упряжкой успели отработать участок маршрута на высотах 4200 — 5300. Заночевали на 5300. Альпинисты сделали заброску продуктов и снаряжения на 6100. И вот теряем дни, сидя здесь, в базовом лагере. А времени остается в обрез...

И все же настал день, когда мы покинули базовый лагерь, чтобы вернуться или с победой, или... о другом думать не хотелось. Вертолет забросил нас на высоту 4200. Оттуда пешком вверх; собаки, как говорится, в свободном поиске, так как нарты у нас стоят на 5300. Погода хорошая. Солнечно. Снега по колено. Самочувствие великолепное. Идется легко. Все в приподнятом настроении. Уже вышли на «сковороду», когда пролетел вертолет, из иллюминаторов которого нам махали руками. Это знакомые немцы — альпинисты делали облет трех памирских семитысячников.

Рядом идут Таймыр, Пушкарик, Старый, Тишка, Мишка; Боба ведут на цепи, так как недавно он устроил крупную драку, в которой чуть не загрызли Таймыра. Далеко вперед убежали Марсик с Севером. На «сковороде» собаки отметили только место, где выгружали рыбу, и свою старую стоянку у подножия скального склона, а так их больше привлекал новый лагерь. Зову собак и вдруг слышу голос Володи Рыкшина:

— Паша! У тебя собаки все на месте? Лай откуда-то снизу слышен!

Смотрю и вижу, что один собачий след обрывается у черной дыры... Так и есть, кто-то провалился! Но кто? Пересчитываю собак — нет Севера. Сразу же организовываем спасработы. В трещину, достаточно узкую сверху, а потом расширяющуюся до двух метров, опустили на веревках Сашу Шваба. Он остановился на глубине метров восьми, на карнизе, но сколько ни звал, никто не отзывался. Трещина же уходит глубже. Удрученные потерей, поднялись в лагерь, стали готовиться к завтрашнему выходу на 6100. Меня не покидает мысль о Севере. Как он мог не почувствовать трещины? Видимо, она была прикрыта полуметровым слоем рыхлого свежевыпавшего снега и Север шел не поперек, а вдоль нее... Разболелась голова, самочувствие отвратительное. Завалился в палатку. Выпил таблетку пентальгина. Часам к восьми вечера немного пришел в себя. Собаки внизу под скалой время от времени лают и смотрят в сторону трещины, где пропал Север. Неужели его чувствуют и слышат? Перед тем, как стало темнеть, послал Мишу Слободчикова и Виктора Долганова покормить собак. Они вернулись и сказали, что слышали голос Севера. Мы срочно организовали спас группу и направились к трещине. На этот раз опустили Виктора Шадрина. Я, застраховавшись, лег на твердый край трещины и координировал действия. Виктор, стоя на уступе, посветил фонарем вглубь и попросил выдать ему веревки. Вот он исчез в темноте, и тут же раздался его голос:

— Север здесь, я его вижу!

Чуть позже:
— Он у меня в руках. Вроде целый! Давайте веревку с рюкзаком...

...Наступило утро. Сегодня нужно выйти на вершину Раздельную, на 6200 метров, и спуститься на перемычку 6100. Для упряжки это будет повторение рекорда, установленного французами месяцем раньше. Будет... но не в этот день... На крутом склоне вершины Раздельной нас остановили ветер и глубокий снег с тонким слоем наста.

Наши нарты не были рассчитаны на такие условия. Они проваливались и застревали намертво. Измотавшись вконец, устроили собак на ночевку, покормили, забрали с нарт весь груз и пошли на вершину, чтобы заночевать в лагере на 6100. Нелегко же дался мне этот подъем! Рюкзак — два фотоаппарата, радиостанция, личные вещи, спальный мешок — лишь со второго раза взвалил на себя. И пошел вверх по полузаметенным следам. На перемычку спустился еле живой. Заполз в палатку к Рыкшину, попил чая. Трясет, как в лихорадке. Узнал последние новости — заброску с продуктами, бензином, палаткой, что сделали несколько дней назад, найти не удалось. Воткнули там лопату, а ее кто-то забрал... Это значит, что надо спускаться вниз до 5300 за пополнением припасов и снаряжения. Вот такие дела.

Наутро — снова трясущиеся руки и ноги, слабость. Вчера с рюкзаком явно «перебрал»... Несколько глотков чая — и уходим с Рышкиным вниз за собаками. Ветер крепчает. Снегу по колено, наста нет. Дует слева и сзади, скорость ветра до 25 метров в секунду. В такую пургу по ровному месту не пойдешь, а тут вверх лезть... Нет, это невозможно! Володя спорить не стал. Освободили собак и вместе с ними, оставив нарты, ушли вниз на 5300. К вечеру и остальные альпинисты спустились к нам — не рискнули идти на 6400 с недостаточным запасом бензина и продуктов да еще в такой ураганный ветер...

И все же фортуна повернулась к нам лицом. На следующий день, 20 августа, небо было безоблачным. Исчезли снежные шлейфы с окружающих вершин. Хотелось еще денек отдохнуть, погреться на солнышке, но нутром чувствовали, что время терять нельзя.

Нарты у подножья Раздельной нашли заметенными «под облучок». С трудом раскопали и вытащили их из-под снежного наста. Запрягли собак. Всего около двух часов затратили, чтобы подняться на вершину. Вот она, высота 6200! Лихо прокатились к перемычке на 6100, чуть не наехав на палатку болгарских альпинистов. Часа полтора отдохнули, попили компот из яблок, через силу съел кусочек колбасы салями. Меряю пульс —120 ударов в минуту. Прошу у Володи еще полчаса полежать, но он настаивает на немедленном выходе:

— Все равно здесь не восстановиться, а времени уже 15 часов!

Собираемся и идем. Склон довольно крут, местами до 50 градусов, и много каменистых осыпей. Слева и справа, уходящие вниз, снежные пропасти. Сделаешь шагов пять-десять и не можешь отдышаться. Действуешь, как автомат, не задумываясь об усталости. Теряется ощущение времени и пространства. Справа показался пик Коммунизма, сзади — все больше открывается вид на Алайскую долину. Красиво!.. И очень тяжело!..

Склоны впереди сходятся так, что кажется, вот-вот будет чуть ли не вершина. Снег почти полностью исчез. Сплошные каменистые осыпи. Но нарты с тонким титановым полозом идут по камням легко. Как-то не сразу до меня доходит, что идем почти по горизонтальной площадке. Все! Пришли! Высота 6400 метров. Кажется, рукой подать до вершины. Вон она — впереди — резко выделяется на фоне черно-синего неба. Всего каких-то 700 метров по высоте! Но если учесть, что мы за три часа прошли 300, то это, примерно, 6 — 7 часов работы. А дело уже к вечеру. Вот если бы здесь был разбит базовый лагерь, как и намечалось ранее, но устройство его было сорвано из-за потери заброски на 6100 и непогоды. Эх, если бы... И все-таки, мы первые, первые в мире, кто покорил высоту 6400 с упряжкой ездовых лаек. Лаек, чьи сородичи прошли с нами тысячи километров берегом Северного Ледовитого океана. Лаек, которые первыми поднялись на Эльбрус, участвовали в съемках совместного советско-американского фильма «Пленник чужой земли». Думаю, что трудно найти более известных и более заслуженных собак. Хотя наверняка найдутся люди, которые скажут, что это не гуманно заставлять собак лезть туда, куда они сами ни в жизнь бы не пошли. Но я тоже устал, и это давало мне чувство единения с моими четвероногими спутниками. Мы просто доказали свои возможности, которые удалось проявить благодаря полному взаимопониманию между человеком и животными...

Время поджимало. Надо было спускаться. Нарты оставили на память чуть в стороне от тропы. Кто его знает, ведь до вершины всего 700 метров, которые теоретически можно пройти...

Памир
 
Павел Смолин | Фото автора

Источник

Журнал «Вокруг света» / Июнь 1991 / Выше, мои собаки, выше!